Пол Дж. Тремблей - Кантата победивших смерть

Внедорожник медленно ползет меж стен из гранитных валунов, выныривает из тени, отбрасываемой пешеходным мостиком. Натан-стрит разделяется на две полосы. Обе до отказа забиты транспортом, машины ползут в гору, к сердцу Норвуда – Вашингтон-стрит. Верхушку холма оседлала старая каменная унитарианская церковь, крытая серой дранкой остроконечная крыша протыкает еще более серое полуденное небо.

– Давай, давай.

– Еще пара машин, и мы сможем повернуть на Бродвей. Похоже, что все хотят попасть на Вашингтон-стрит, но полицейский говорил, что…

Рычит двигатель, следовавшая за ними машина вырывается на встречную полосу. С ревом проносится мимо внедорожника и еще трех машин перед ними и резко сворачивает на Бродвей. Лед сломан. Все больше водителей выскакивают сзади на встречную полосу и обходят их слева.

– Жми, Мола. Чего ты ждешь!

– Я жму. Пытаюсь.

Рамола опасливо вылезает на соседнюю полосу, из тени под мостиком машины текут сплошным потоком, шарахаются от них в сторону.

– Давай, жми!

Рамола, надеясь, что заметила в потоке машин небольшой промежуток, быстро вклинивается на встречную полосу, кого-то подрезав. Зеркало заднего вида полностью занимает решетка радиатора и капот полноразмерного вездехода. Ревет клаксон, Натали еще громче орет: «Иди на хер!»

Они сворачивают на Бродвей. Объехавшие их водители быстро удаляются. Здесь нет колонны ползущих машин, как на Вашингтон-стрит. Рамола говорит: «Хорошо, хорошо, почти приехали». Они на скорости проскакивают мимо кафе «Макдоналдс» и большого магазина спиртного у левой обочины. Пока она по ориентирам прикидывает оставшееся до больницы расстояние и время, из переулка справа наперерез вылетает черный седан. Рамола рывком поворачивает руль и выскакивает на встречную полосу, в последнюю секунду успев избежать столкновения.

На периферии мелькают дома на две семьи и офисные здания, через три квартала впереди маячит новое жуткое море стоп-сигналов. Их опять зажимают в пробке.

Натали разражается еще одной тирадой пополам с ругательствами.

– Мы близко, близко, – уговаривает Рамола, хотя понимает, что слова не утешают, а скорее звучат, как скулеж побежденного.

Она вытягивает шею, пытаясь заглянуть вперед поверх затора. Пробка не похожа на медленное, но постоянное продвижение по городскому центру, здесь все стоят на месте. Чуть дальше на встречной полосе работает синяя мигалка перегородившего ее полицейского мотоцикла.

Они с нетерпением ждут, когда пробка чудом рассосется сама собой. Их машина стоит почти напротив пончиковой «Данкин Донатс», что на правой стороне улицы. «Пешком сможешь?» – спрашивает Рамола.

– Пешком?

– До больницы всего два квартала.

Натали кивает и меняет положение раненой руки.

– Пешком я еще могу. Машину здесь бросим?

– Не прямо здесь.

По привычке Рамола включает правый сигнал поворота, но тут же его выключает из опасения привлечь новый поток машин, способных оттеснить их от маленькой стоянки у кафе, до въезда на которую остается еще больше десяти метров. Она резко выворачивает руль вправо. С глухим ударом и жестким толчком, скрипнув покрышками, автомобиль преодолевает высокий бордюр.

– Господи, Мола. Ты что творишь?

– Прости, прости. Сейчас припаркуюсь около «данков». – Она нарочно вставляет местное словечко, надеясь вызвать если не смех, то хотя бы улыбку.

Мола слаломисткой огибает тонкий металлический столбик и знак «Парковка запрещена», проезжает шесть-семь метров по тротуару и сворачивает на квадратную, наполовину заполненную стоянку, выбрав свободное место поближе к выходу.

– Ты пока сиди, я помогу тебе выйти. – Рамола выскакивает из машины, упреждая возражения со стороны Натали.

Внешний мир состоит из какофонии звуков и холода. Рамола не зря боялась спровоцировать бешеный натиск – задние машины уже оттирают друг друга в попытке занять места на тротуаре и стоянке. С решительным видом, наклонив голову, Рамола быстро оббегает внедорожник, открывает заднюю дверь на противоположной от водителя стороне, вытаскивает обе сумки и забрасывает их на правое плечо. Натали открывает дверцу, все еще крепко сжимая в правой ладони сотовый телефон. Рамола помогает ей выбраться из машины и принять вертикальное положение.

– Ты сможешь дойти. – Рамола надеется, что ее уверенное заявление окажется пророческим.

Натали на пятнадцать сантиметров выше и килограммов на двадцать тяжелее ее. Если она оступится, Рамоле не хватит силы, чтобы ее удержать.

Она уговаривает подругу спрятать телефон в сумку. Натали поддерживает здоровой рукой раненую на весу, словно несет невидимый щит. Рамола берет ее под руку справа.

Вместо того чтобы идти через стоянку, которая теперь набита соревнующимися за свободное пространство машинами, они меняют направление и проходят перед радиатором своего внедорожника. Узкая тропа пролегает вдоль края стоянки, они поодиночке протискиваются между автомобилями и оградой из проволочной сетки к тротуару.

Рамола снова берет подругу под руку и спрашивает, как она себя чувствует.

– Все пучком.

Шум толпы нарастает, но не похож на гул, встречающий человека на входе стадиона или концертного зала, обычно вызывающий легкую эйфорию от пребывания среди добродушно настроенных единомышленников, явившихся за приятными, пусть и мимолетными ощущениями и слегка обеспокоенных потенциальной угрозой, которая ассоциируется с огромной человеческой массой. Вид сотен подстегиваемых страхом и паникой людей, осаждающих Норвудскую больницу, вызывает совершенно иное ощущение, от которого бегут мурашки по коже и возникает желание с криками убежать подальше.

Одни бросают свои машины прямо посреди улицы. Другие бестолково жмут на клаксоны и орут в приоткрытые щели окон. Люди ищут защиты, растеряны, озлоблены и напуганы. В хоре голосов притаилось отчаяние и предчувствие беды. Им невдомек, как и почему до этого дошло дело, с какой стати их личная нужда вдруг перестала быть важнее чужих нужд, почему никто не выходит и не помогает.

Опасаясь, что заброшенные на плечо сумки сшибут ее медицинский пропуск, Рамола дважды и трижды перепроверяет, на месте ли бирка, хорошо ли всем видна. Убедившись в ее наличии, она немедленно начинает бояться, что кто-нибудь сорвет ее, чтобы попытаться проникнуть в больницу.

В отдалении, приближаясь к пробке, воют сирены. Машины через бордюры выбрасываются на тротуар, точно киты на берег. Отдельные скопления людей, словно набегающие волны, разбиваются о тарахтящие механические туши. Все движутся парами или стаями – молекулы, сцепленные между собой ладонями или обхватившими плечи руками. Шаги не попадают в общий такт, люди неорганизованно полуидут-полубегут навстречу невидимой с их места надежде.