Д. Ковальски - Парасомния

– Сейчас, Оливия, мы с тобой попробуем подышать. Ты просто повторяй за мной и продолжай слушать мой голос.

Сначала Август начала дышать сам, повторяя при этом фразу: «Вдох и выдох», и спустя некоторое время заметил, что ее грудь поднимается в такт его вдохов. Продолжая дышать, он начал слегка массировать ее шею и виски.

– Вдох… Оливия, представь поля… Выдох… Над полями светит солнце и чистое небо… Вдох… Вдалеке горы и леса… Выдох… Ты видишь речку со слабым течением… Вдох… Теперь она пропадает… Выдох… Следом исчезают деревья и холмы… Вдох… Остается только земля и небо… Выдох… Мы стираем с этой картины землю… Вдох… Небо исчезает и остается ничто… Выдох… Пустота, эта пустота тебя поглощает, и ты идешь… Вдох… Ты становишься ее частью… Выдох… Больше нет ничего…

Он продолжал еще минут пять дышать и периодически говорить о пустоте. Боковым зрением он заметил, что эта техника превосходно сработала с мисс Уолш. Она, видимо, стала частью пустоты намного раньше. Когда он замолчал, его поразила абсолютная тишина, окружавшая его. Словно звуков, помимо тех, которые он производит сам, вовсе нет. Больше всего его радовало тихое сопение девочки, которое вселяло надежду на то, что она уснула. Он поднял платок – и действительно, Оливия была во сне, под веками ее глаза оставались неподвижными, а грудь размеренно поднималась и опускалась.

Мисс Уолш мирно спала в кресле, Август же, по– прежнему находясь в рабочем состоянии, засек время на поясных часах, сделал несколько заметок в блокноте (3 августа 1883 года – пациент уснул в 10:16, планируемое время сна – 7 часов, дыхание – стабильно слабое, веки – неподвижны), погасил масляную лампу и занял деревянный стул. Он старался разделить тишину на незначительные звуки, постепенно отслаивая каждый. Вот скрип половицы, словно туда кто– то аккуратно наступил, следом сдавленное дыхание Мисс Уолш, сигнализирующее о неправильном положении тела во сне. С каждым новым мгновением его сознание различало очередные едва уловимые звуки. Удаленность особняка от берега не мешала шуму волн доноситься до Августа, как и гуляющего по улицам города ветра. Настораживали его только два факта. Первый – это невероятно слабое дыхание Оливии, что в принципе логично, зная о критическом состоянии девочки, второе же – это абсолютное отсутствие каких-либо шумов, создаваемых людьми. Любопытство по поводу данного факта заставило его поставить себе задачу ночной прогулки, чтобы узнать, чем занят город с наступлением ночи. Он еще раз проверил время: с момента того, как Оливия уснула, прошло только 17 минут, до перехода в следующую фазу сна оставалось еще не меньше 20 минут.

Постепенно стул уже перестал казаться неудобным и жестким, звуки и запахи приобрели магический фон, от напряжения Августа практически ничего не осталось. Его организм был полностью готов ко сну, однако взгляд и сознание были прикованы к Оливии. Периодически он смотрел на время, проверял пульс и дыхание, делал записи, примерно предполагая, какая фаза сна наступила. В очередной раз он аккуратно положил руку девочки на кровать, посмотрел на часы, незаметно для себя покачал головой, что-то складывая в уме, и вернулся на стул, продолжая наблюдение за своей юной пациенткой.

Доводилось ли вам замечать тот момент, когда обрывалась связь с реальностью и вы засыпали? Этот момент, если за ним понаблюдать, наполнен настоящей магией и тайной. Вот перед нами небольшая комната, обставленная, видимо, той мебелью, что не пригодилась в других комнатах. Старенькая тахта, уютно расположившая на себе посапывающую мисс Уолш, чуть ближе к окну комод и шкаф, созданные в едином классическом стиле, популярном для этого времени, однако не доступные обычным гражданам. Помимо того, золотые вставки и вырезанные лилии – эта мебель, со слов торговцев, была уникальна еще и потому, что сделана из дерева макассар, доставленного прямиком из Индии. Несколько картин незнакомых графов, они висели в этой комнате еще с тех пор, как маленький Норман впервые решил жениться, а Саманта вообще появилась на свет. Когда их молодая семья стала управлять этим особняком, картины решили оставить, вероятно, думая о возможных предках среди изображенных людей. Да и вообще эта комната посещалась не часто. Только недавно, когда сюда было решено перенести девочку и ее кровать, здесь появились кофейный столик и стул, так как независимо от времени сюда никогда не попадали лучи солнца и комната не нагревалась, чем отлично подходила для отдыха и сна. Столик держал на своих слоновьих ножках дубовую, крашенную в черный, доску, уставленную обилием лекарств и свечей, сейчас же сюда добавились часы Августа и очки мисс Уолш. И тот самый стул для столовой, классический, полностью удовлетворяющий просьбу мистера Моргана. Хотя Норе эта идея не нравилась, и она настойчиво предлагала кресло и уговаривала доктора ценить сон.

– Мне этой ночью важен сон не мой, а девочки, и чем меньше буду спать я, тем выше вероятность того, что выспится Оливия.

И когда Август вошел в комнату в первый раз с мыслью о том, что, не будь Нора так утомлена и посвяти немного времени себе, она была бы довольно симпатична, он заметил маленькую декоративную подушечку, любезно оставленную на стуле. Эта подушечка сейчас была под головой мисс Уолш, которая, вероятно, и не догадывалась о том, кому она была предназначена. Сам же Август, несмотря на то что сидел на стуле, все равно опустил плечи, слегка склонил голову назад и начал медленно закрывать глаза, постепенно переставая видеть последний элемент интерьера – кровать, пустую и не заправленную.

Если бы Август еще не спал, если бы его напряжение продолжало держать его в тонусе, то он бы видел, как Оливия, девочка, не способная поднять руку часом ранее, сейчас медленно убирала одеяло и по одной опускала на деревянный пол свои худенькие ножки. Взгляд ее, пустой и безжизненный, бесцельно бродил по комнате, не соответствуя ее движениям. Встать ей удалось беззвучно, не беспокоя ни одну доску пола и не привлекая к себе внимание. Несмотря на закрытые глаза, Август еще не полностью заснул и малейший раздражитель заставил бы его проснуться, однако Оливия словно ничего не весила. Так она и стояла несколько минут, изучая комнату и ее содержимое, оставляя все без интереса, до того момента, пока не увидела Августа.

В комнате их было трое: пожилая сиделка, что отказывалась менять позу, продолжая сдавленно дышать, черноволосый доктор с юным лицом и аккуратными усиками, спавший в неудобной позе на стуле, – явно с утра будут проблемы с шеей, и девочка, медленно, по-кошачьи подбирающаяся к доктору, смотрящая прямо на него и медленно вдавливающая кончики пальцев с неостриженными ногтями в нижние веки глаз. Словно пытаясь изучить его лицо в деталях, она замерла, из-под век показались капельки крови, а по телу пошла дрожь. Оливия или то, что она из себя сейчас представляла, начала задыхаться, жадно пытаясь набрать полную грудь воздуха. Постепенно ее рот становился шире и шире, словно она готовилась что-то сказать, так, как это делают дети, прежде чем выпалить всю информация за короткое время. Как только ей удалось набрать полную грудь воздуха, она замерла на мгновенье, а после дом и окрестности огласил истошный крик.