Матвей Юджиновский - Бойся мяу

Через толстую, обитую тканью дверь в левой сосисочной стене и через ее высокий, широкий порог коротенькие ноги, а затем и все остальное Женькино, попадало в кухню. Состояла она из трех частей: кухня, где едят, кухня, где готовят, моют и моются, и, конечно, печка. Большая, белая и теплая печь. У окна – стол и стулья, у стены рядом – диван, над диваном – часы и картина. «Запорожцы пишут письмо». Это название Женек уже знал. Оно также казалось забавным, а картину он любил. Очень уж интересная и заразительная смехом. Часы нравились тоже. С прикольными висючками – гирьками на цепочках, строгим и до занудства точным маятником и кукушкой – затворницей.

Еще мелким Женя как-то спросил бабушку:

– Может, птичка умерла? – и, кажется, даже слезы были.

– Нет, конечно. Нет. Часики-то идут. Она просто стесняется. Вот вы уезжаете, а она потом про вас целый день расспрашивает. Живая, не боись, – бабуля хихикнула. И вручила пряник. Или пирожок, точно Женечка не запомнил.

На границе с широким залом часовым ходила туда-сюда его любимая дверь. А любил он в ней, во-первых, все тот же лазурный с белым цвет, что и у ворот, забора и самого дома, а во-вторых, квадратное окошко в верхней половине. Через его старинное тусклое стекло все выглядело как во сне: размыто, невесомо и загадочно. И если смотришь в него слишком долго, то, отходя, невольно потираешь глаза. С другой стороны, в это окошко крайне весело было корчить рожи. Правда, Женьку приходилось тянуться на носочках.

Обширное пространство за границей ужасно не справедливо делили между собой зал и три спаленки. И если первый, умещая в себе диван, два кресла, шкаф-бюро, стол, пухлый телевизор и ящик с Сашкиными игрушками, оставался просторным, то в отсеченных от него тоненькими перегородками спальнях было тесно только от самих кроватей. Прижимаясь к одной стене, они оставляли узенький проход – двое разойтись в нем могли только боком. В первой комнате спал Саша, во второй – Юра и Лиза, его папа и мама, в третьей, отгороженной от последней бельевым шкафом, – бабуля Мария.

То же касалось и света. Отхватив себе четыре окна на две стены, солнечный и обласканный ветрами зал отдал спальням одно окошко на троих. И были они, тесные и тусклые, хоть и скучные, но идеальные для игры в прятки.

А до пряток дети опустились очень быстро. В первый же день после приезда Женька и Катька без церемоний влезли в Сашкин ящик. Братишка, правда, был тут же – вроде как негласное разрешение для столь варварского налета. Удивительно, но, будучи единственным ребенком в семье, он и не думал скандалить – мол, эта машинка моя, и этот бегемотик, и это, и это, и пятое-десятое. Наоборот, чувствовалось, что ему хотелось поиграть вместе с ними, но им было интереснее играть друг с другом. Может, просто привычнее.

– Саша, здесь наша улица, понял! Ты не умеешь, как правильно ехать! Давай ты вот тут ездий, на своей улице! – деловито ворчали погодки, запуская в двустороннее движение его же машинки. Спортивные легковушки, грузовики, машины милиции и «скорой помощи», автобус, трактор и даже паровозик. Большинство – далеко не новые, но, на удивление, целые, без недостающих колес.

Сашок сидел рядом, и тачки его, действительно, гоняли молниеносно и беспорядочно, к его жуткому удовольствию. Он поглядывал, как притормаживал транспорт на соседней улице, и Женя, Катя топали по пешеходному переходу фигурками солдат, зверей и роботов. Он увлекался – и вот уже его гоночная тачка вылетала на этот переход. Авария, хаос, крики.

– Саша! Мы же сказали – это наша дорога! Зачем ломаешь?

– Я тоже хочу… По дороге, – просился Саша, улыбаясь по-простецки.

И чесал живот под майкой. У него была какая-то аллергия. Он неизменно расчесывал сыпь на коже, особенно когда потел, и временами, посвистывая, тяжело дышал, когда вдыхал пыль или набегался. У всего этого, конечно, имелось научное название, но Катя, Женя звали это просто «чесотка».

Когда же игрушки вернулись в ящик, когда были просмотрены полчаса дневных мультфильмов – с рябью и блеклыми цветами на экране, дети вспомнили про прятки. Во дворе и на улице по-прежнему лежала грязь, и кратко накрапывал дождик, поэтому из дому их не пустили. Хотя Оля с Ларисой и Таней сами сбежали погулять. В галошах и капюшонах.

Спустя пару часов все углы и закутки в ходе повторяющихся поисков оказались промаркированы. Под кроватью Саши – место №1. Угол за диваном – место №2. За креслами – №3. Под столом, за печкой – № 4 и 5. И так до двенадцати. И по-настоящему тайных, секретных укрытий почти не оставалось. Для Жени и Кати – точно. Для Сашки же, похоже, поиски всякий раз представлялись увлекательными и непредсказуемыми. А может, он просто был счастлив, что его наконец взяли в игру.

В любом случае на исходе полутора часов Женька и Катька прятались вместе или совсем рядом, так они могли дружно посмеяться над блужданиями несмышленого братишки из комнаты в комнату. Наверно, это было некрасиво. Но, веселясь, Женек вовсе не думал о Саше что-то плохое и подлое. Братик ему нравился, просто он был маленький и забавный. Через пять минут поисков он слишком серьезно начинал вопрошать у стен:

– Ау! Где вы?

В ответ тишина. Он шел в другую комнату, и оттуда вновь доносилось:

– Вы тут? Ау! Где вы?

А Женя и Катя выглядывали исподтишка и давились смехом от его растерянного вида: выпученные глаза, раскрытый рот, рука, почесывающая голову, голова, вращающаяся туда-сюда, и неуверенные шаги. Он даже не заглядывал никуда особо, просто ходил и взывал к тишине:

– Вы где?.. Где вы тут? Ау!

И так он мог очень долго – не переходил на плач или попросту забывал. Нет, все так же серьезно – «Ау! Вы где? Вы здеся?» – из двери в дверь. Наверное, он и на улицу вышел бы, настойчиво и с неподдельным интересом спрашивая все то же, пока не получил бы ответ. Поэтому через какое-то время Женя и Катя нарочно гремели или переставали жаться по углам, и он наконец находил их. Довольный, гордый и вспотевший.

На следующий день Саша просил играть в прятки с самого утра.

Но после первых туров погодки сошлись, что все это уже не так весело. И глупенький братик не такой смешной, да и искал он вдруг теперь лучше, и укрытия все те же, раскрытые и перераскрытые. Тогда им и явился чулан.

– Ты раньше видел здесь дверь? – спросила тихо Катя, когда они осматривали сени, где бы спрятаться. От скуки они добавили и эту комнату в зону игр.

Женек обернулся к стене напротив входной двери. Там, практически по центру, действительно имелся небольшой прямоугольник.

– Вроде видел, а вроде и не помню, – пожал он плечами.

Дверца была идеально врезана в стену – того же оранжевого цвета, и доски ее точно совпадали с досками стены. И даже крючок и петелька маскировались оранжевым.