Дион Форчун - Лунная магия

— Не стоит беспокоиться насчет канализации, госпожа, ее здесь нет, — что было истинной правдой и отчасти объясняло цену, по которой я приобрела этот дом. Впрочем, тем лучше, что цена была такая низкая, так как мне пришлось изрядно потратиться, прежде чем я привела дом в порядок. Не мною сказано, что все необходимое для магических целей должно приобретать не торгуясь, но всему есть свои пределы.

Впрочем, насчет ванной комнаты я и в самом деле не торговалась. Стены ее были облицованы бледно-розовым, похожим на кварц мрамором, а пол был из черного мрамора и теплый, так как подогревался снизу. Сама ванна была черная, словно гробница, но внутри была такой же желтовато-розовой, как стены. Еще она была квадратной, ее сделали специально по моему заказу, что было, конечно, экстравагантностью, но, что поделаешь, ванны — это моя слабость. Ее идею подсказала мне чудовищная купель этого проповедника, хотя сама я никогда бы в этом не созналась. Но мистер Митъярд все понял с первого взгляда и сказал мне, подмигнув:

— Я вижу, что и Вы верите в полное погружение, мэм.

— Я верю в получение того, что мне нравится, — ответила я.

В спальне у меня царил особый голубовато-зеленый оттенок шагрени, напоминающий зелень моря у скалистых берегов. В ней не было никакой мебели, за исключением кровати, туалетного столика и комода. Часть стены, не занятую зеркалом, покрывал барельеф, напоминающий морской прибой. Спальня, как ей и положено, выходила на восток, хотя, чтобы добиться этого, мне пришлось чуть ли не разломать дом на кусочки, поскольку помещений нерелигиозного назначения практически не было. Лишь то обстоятельство, что проповеднику понадобилась какая-то раздевалка для своих мокрых крыс после обряда крещения, позволило мне найти достойное применение этому месту. Его ризница стала моей кухней, а помещения, в которых он отделял овец от козлищ, стали соответственно моей спальней и ванной. Должно быть, он надеялся на массовое обращение в свою веру, поскольку оба эти помещения были непомерно велики. Что до всего остального, то я жила, перемещалась и вела существование в большом зале.

Зал, после того, как я подвергла его перепланировке, начал приобретать странное и неповторимое очарование. На смену панелям из желтой сосны пришел старый дуб, а холодные плиты из серого камня покрыл темный паркет. Я не делала попыток очистить резьбу по камню, сходившуюся к центру по ребрам крестового свода. Штукатурка между ними приобрела оттенок старого пергамента, до сих пор сохраняя следы росписи золотыми звездами. Все это я оставила как есть. Зато эти кошмарные витражи я разбила вдребезги и из разноцветных осколков велела сложить восхитительную мозаику в духе рококо. В стрельчатые арки алтаря я вставила прозрачные окна в свинцовых переплетах, из которых открывался вид на некогда угрюмые кошачьи задворки, ставшие теперь похожими на уголок итальянского дворика. Мне кажется, что перед глазами архитектора стоял образ какой-нибудь итальянской церкви, так как сюда прекрасно вписались фиговые деревья в огромных керамических горшках и вьющийся по шпалерам виноград.

Летом мое существование сосредоточивалось в алтарной части, куда лучи солнца пробивались сквозь листву огромного платана, изящного, как ива, ибо его никогда не касалась пила обрезчика. Зимой же я удалялась в отгороженное панелями уютное местечке у огромного камина.

Устояв перед настойчивыми уговорами подрядчика купить готовый камин, я ни на шаг не отходила от каменщиков, пока те не выложили камин размером побольше деревенского обеденного стола и не сделали все так, как мне нравилось. Под его обитым медью сводом зимой пылали трехфутовые поленья, а летом медленно горели торфяные брикеты, так как даже в сильную жару в большом зале царила прохлада. Еще там были пушистые ковры, огромные кресла, низкие табуреты и пуфы, и горки, где были выставлены мои красивые безделушки; а еще у меня было не меньше подушек, чем у Габриэле д'Аннунцио. В галерее, куда обычные посетители не имели доступа, хранились мои книги.

Впрочем, у меня было не так уж много посетителей, так как я по горло была занята работой, не оставлявшей для них времени. Ведь здесь я находилась с определенной целью. Случайных визитеров быстро отправляли восвояси, причем манера мистера Митъярда их отваживать была просто сокрушительной. Тех же, кого я принимала, у меня были веские причины принимать, и они это знали.

Сам мистер Митъярд оказался настоящим чудом, как только разрешилась загадка его шляпы. Он был лыс, как колено, и вполне резонно объяснил, что сквозняки выстуживали его лысину зимой, а летом ему бесконечно досаждали мухи, так что без головного убора ему не обойтись. Мы поладили на черной бархатной ермолке, которая сделала его похожим на гнома с оттопыренными ушами и вздернутым носом. Эффект получился просто замечательный, особенно если взглянуть на него на фоне панели из старого дуба. Он и в самом деле оказался идеальным слугой для особы моего склада, которой следовало поддерживать репутацию вампира, и по его виду никак нельзя было сказать, что он всего лишь отставной кэбмен. К тому же под моим руководством он превратился в отменного повара.

Странное у нас получилось хозяйство. Так я и жила в обществе кэбмена, занимающегося стряпней, затаившись в заброшенной церкви в одном из тупиков Сэррей-сайда. Но ведь даже жрицы загадочных культов, пребывая в инкарнации, должны как-то жить. А на свете есть еще более странные культы, чем мой.

Устройство моего нового жилья может показаться довольно простым, и на свой утонченный лад так оно и есть. Но я не пожалела времени, чтобы устроиться по своему вкусу. Ибо я не ходила по большим магазинам, заказывая то одно, то другое, а подбирала вещи в лавчонках на боковых улицах убогих кварталов, так как именно там можно найти необычные и красивые вещи, если знаешь что и где искать. Тяжелый, весь в завитушках викторианский обеденный стол красного дерева — это одно дело, а тот же стол без всяких украшений, покрытый лаком и чуть припорошенный золотой пылью — уже совсем другое. Так мало-помалу я собрала воедино мой новый дом, продолжая жить в старом, и было уже позднее лето, когда я переехала окончательно.

Этот переезд был для меня настоящим испытанием. Как я уже говорила, я очень чувствительна к атмосфере. Я совершила весьма эффективные обряды изгнания, так что мое обиталище стало совершенно безвредным, но оставалось оно таким же безликим, как космос. Я не раз устраивала там трапезы на скорую руку, пока в доме работали строители, но это не то же самое, что въехать и жить там, и в этом я очень скоро убедилась.

Мистер Митъярд остался в своем коттедже, так что весь дом оказался в моем распоряжении. Это было очень похоже на жизнь в заполненном вакуумом сосуде. Никогда прежде я не испытывала такого чувства. На мой взгляд, примерно то же самое должен чувствовать человек, летящий в одноместном самолете через Атлантику — пожалуй, я слишком эффективно провела обряд изгнания. К счастью для меня, когда я в последний раз покинула свой сеновал, стоял славный солнечный, немного ветреный денек, и сев за руль своего нового элегантного черного купе, я отправилась через мост к новым берегам моей жизни. Будь на свете мокро и холодно, я бы, пожалуй, этого не вынесла.