Михаил Климовицкий - Последняя надежда

Глава 1. Последний голубь

Юра курил на лоджии и наблюдал, как на соседнем балконе ворковали голуби.

Невдалеке, за Брайтон – Бич шумел океан – большие чайки и волны. Прошло уже десять лет, как он с мамой, женой и сыном эмигрировали в США по приглашению. В первые

годы Юра пытался найти работу, по специальности он был телемеханикам, но в Америке телевизоры не ремонтировали, а заменяли или выбрасывали. Он работал на заводе, в прачечной, пытался заниматься извозом, что иногда делает и сейчас «по пути». Потом заболел, лежал в госпитале, и ему назначили пособие 700 долларов. После чего он стал редко выходит из дома, днем сидел на балконе, а ночью в компьютере или у телевизора.

Несколько раз в неделю он возил сына на уроки танцев и тренировки, иногда маму по магазинам и все.

Однажды на их лоджии тоже поселились голуби. В Нью-Йорке много голубей. Сначала прилетал один. Потом он привел голубку, и они наносили веточек и соломинок в пустую коробку, стоящую в углу. Юра наблюдал, как они строили гнездо, высиживали яйца и выкармливали птенцов, ему было это интересно, он подкармливал голубей. Об этом Юра рассказывал, когда звонил своему старенькому отцу в далекую Украину, обычно раз в неделю, иногда чаще, когда тот болел, и высылал ему дорогие лекарства.

Голуби прилетали каждую весну и выводили птенцов до осени. Но в этом году жена заявила, что ей надоело убирать балкон, выбросила коробку, а когда голубь прилетал, прогоняла его. Она успешно работала учительницей, посещала уроки танцев, церковь и была очень занята. Хотя однажды сама купила сыну попугая, даже двух. Но ребенок ленился ухаживать за птицами, и, несмотря на старания папы Юры, через год она отнесла, попугав в магазин. Теперь Юра видел знакомых голубей на соседском балконе.

Его отец очень переживал за скучную и пустую жизнь сына. Ему даже рассказывать стало ничего, он никуда не ходил, не ездил в путешествия. Раньше, когда жена с сыном летом уезжали в отпуск, а зимой на Ниагарский водопад, Юра успешно ухаживал за птицами. А еще раньше у него был любимый сиамский кот, которого не взяли в Америку.

Вспомнилось давно прочитанное произведение О.Генри « Одна девочка болела, она не выходила из дому. Пришла осень, и ей становилось все хуже. Лежа в кровати, девочка видела стену, дома увитую плющом. Каждый день листья опадали. И вот остался последний лист. Дул ветер, шел дождь, и лист трепыхался, как голубь, который вот- вот улетит навсегда. Перед сном девочка смотрела на лист и думала:

– Если он улетит, я умру и улечу вместе с ним!

Утром девочка проснулась и посмотрела в окно – лист был на месте, и она впервые за много времени улыбнулась. С этого момента она стала поправляться – лист все висел. А когда она смогла встать и подошла к окну, то увидела, что лист плюща нарисован! Какой-то неведомый художник знал о больной девочке и ночью нарисовал последний лист».

Последний голубь не улетел.

Глава 2. Странный мальчик

Мы встретились в поезде Днепропетровск – Москва и разговорились, как земляки. Он рассказывал.

Первую такую ночь я провел у стен городского роддома № 7 в Днепропетровске, а вторую подобную ночь он коротал в приемном покое старого Москворецкого родильного дома. Дом был старинный нижняя, побеленная часть из кирпича, а верх деревянный. Тогда в Москве было еще много подобных строений. В тихих заросших улицах старой Москвы. Где- то в районе завода им. Ильича всю ночь кричал маневровый тепловоз, которому отвечали крики новорожденных со второго этажа.

На первом этаже в родильном отделении было подозрительно тихо. Раньше ему казалось, он слышал стоны своей жены и двух других рожениц, а теперь все стихло.

– Не могли же они заснуть во время родов, – думал он.

На настенных часах бежала светящаяся секундная стрелка, время шло быстро, и тянулось медленно.

Вдруг по приемной быстрым шагом прошли два врача, а за ними сестра, которая шепнула ему:

– Вызвали анестезиолога на случай вскрытия.

Прошло еще два часа, наступило утро. Снова показалось та же медсестра. На этот раз она с улыбкой сказала:

– Рыженький мальчик у вас! – почему рыженький подумал счастливый отец. Но тут, же вспомнил, что тесть и старший брат жены – рыжие. Он поднялся и побежал им звонить, но они уже шли к роддому от метро.

К середине дня он высмотрел в закрытых окнах уже второго этажа жену. Она что – то кричала ему, но было не слышно. И тогда она жестами стала показывать, что у нее нет молока.

Их выписали только на десятый день, молоко у неё появилось и даже в избытке. Проверяя, она прыскала из груди на стены и смеялась над узорами, оставленными на обоях. Сашенька нормально набирал вес, но к 9 месяцам еще не садился. Порекомендовали массаж, и к году он сделал первый шаг. Сцена эта запомнилась рассказчику.

Он возвращался с работы и подходя к их новому 16-ти этажному дому у метро Южная, увидел группу женщин с маленькими детьми, увидел жену с Сашенькой за ручку. Она сказала:

– Иди, иди к папе, – и отпустила ручку. Он сделал несколько шагов, и упал на руки к папе. Такие моменты запоминаются на всю жизнь. Но в тоже время папе показалось, что его жена кажется не молодой среди соседок с маленькими детьми.

Глава 3. Аркадиевич, налей!

«Веселье на Руси есть питии!» Петр 1

Мне кажется, загадочность русской души заключается в её постоянном стремлении выпить. После первой рюмки (стопки, стакана) душа отогревается, оттаивает. После второй начинаются задушевные беседы. А после третьей (четвертой, пятой) теряется душевное равновесие, и русская душа может прийти в неистовство.

После переезда в Москву (за счет женитьбы) я поступил работать начальником участка станков с ЧПУ на компрессорный завод «Борец». Это тот, с которого ушла на фронт Зоя Космодемьянская.

Через месяц-два я заметил, что стоит мне пройти Тверской путепровод и выйти к 41 трамваю, как со мной начинают здороваться незнакомые мужчины, идущие на работу. Чем ближе я подходил к проходной завода, тем чаще здоровались. В Москве жильцы одного подъезда не здороваются. А тут такое уважение! Еще через месяц меня приветствовали фразой: «Аркадиевич, налей!» Это как в песне Винокура: « И с полей доносится, налей!».

Все дело в том, что для станков с ЧПУ я получал ежемесячно 30 л технического этилового спирта, разливал его по бутылкам и передавал бригадирам по обслуживанию станков. А там его разливали дальше!

Водку в России не только любят, но и уважают. Когда я , с кладовщицей, несли пустые бутыли через заводской двор, многие рабочие предлагали:

– Аркадиевич, можно подсосать! – имея ввиду перелив спирта из бочки. А когда мы шли со склада из каждого цеха предлагали «поднести», со счастливыми улыбками на лицах.