Карл Вагнер - Сверх всякой меры

Он изучал ее лицо. Она оставалась в глубоком гипнотическом трансе, но черты девушки вдруг выразили беспокойство, словно она, спящая, увидела кошмар. Лизетт застонала.

– Глубже, Лизетт. Не бойся вспоминать. Позволь своему разуму достигнуть иного времени.

Ее все еще что-то беспокоило, но настойчивый, успокаивающий голос доктора постепенно разглаживал морщинки тревоги.

– Где вы?

– Я… я не уверена. – Теперь она говорила с благородным английским акцентом. – Очень темно. Горит лишь несколько свечей. Я боюсь.

– Вернитесь к счастливому моменту, – велел доктор Магнус девушке, тон которой стал резким от страха. – Сейчас вы счастливы. С вами случилось что-то очень приятное и восхитительное.

Озабоченность стерлась с ее лица. Щеки вспыхнули; она мило улыбнулась.

– Где вы теперь?

– Я танцую. Я на балу в честь празднования шестидесятилетия царствования Ее Величества. [19]Я никогда не видела столько народу. Уверена, сегодня вечером Чарльз хочет сделать мне предложение, но он всегда так застенчив, а сейчас он просто кипит оттого, что я обещала капитану Стэплдону два следующих танца. В этом мундире он очарователен. На нас все смотрят.

– Как вас зовут?

– Элизабет Бересфорд.

– Где вы живете, мисс Бересфорд?

– У нас дом в Челси…

Выражение ее лица внезапно изменилось.

– Снова темно. Я совсем одна. Я не вижу себя, хотя свечи дают достаточно света. Там что-то есть. Я подхожу ближе.

– Раз.

– Это открытый гроб. – Голос ее дрожит от страха.

– Два.

– О боже!

– Три.

– Мы, – торжественно провозгласила Даниэль, – приглашены на вечеринку.

Она извлекла из сумочки изящную открытку, протянула ее Лизетт и отправилась вешать на просушку мокрый дождевик.

– Ох уж эта проклятая английская летняя погода! – услышала Лизетт голос подруги уже из кухни. – Ты варила кофе? Еще осталось? О-о, фантастика!

Она появилась с чашкой кофе и открыла коробку с печеньем – Лизетт так и не привыкла называть печенье бисквитами.

– Хочешь?

– Нет, спасибо. Вредно для фигуры.

– А кофе на пустой желудок вредно для нервов, – многозначительно заявила Даниэль.

– Кто такая Бет Гаррингтон? – Лизетт изучала приглашение.

– Мм… – Даниэль набила полный рот и теперь пыталась протолкнуть недожеванные кусочки в горло с помощью слишком горячего кофе. – Какая-то подруга Мидж. Мидж заскочила утром в галерею и передала мне приглашение. Костюмированная пирушка. Среди гостей – звезды рока. Мидж обещала, что будет чертовски весело; она сказала, что последняя вечеринка у Бет переросла в разнузданную оргию – гости по кругу передавали друг другу антикварную табакерку с кокаином. Можешь себе представить столько порошка?

– И как Мидж достала приглашение?

– Я так понимаю, мисс Гаррингтон восхитили несколько моих работ, выставленных у Майтланда, – настолько, что она даже купила одну. Мидж сказала ей, что знает меня и что мы двое украсим любой кутеж.

– В приглашении оба наших имени.

– Ты нравишься Мидж.

– Мидж меня презирает. Она ревнива, как кошка.

– Тогда она, должно быть, сказала нашей развращенной хозяйке, какая мы славная парочка. Кроме того, Мидж ревнует всех – даже дорогушу Майтланда, чей интерес ко мне очевидно и несомненно не связан с плотскими утехами. Но не волнуйся насчет Мидж – англичанки всегда злятся на «иностранок». Они все такие правильные и модные, но никогда не бреют свои ноги. Вот почему я больше люблю американок.

Даниэль целомудренно чмокнула подругу в макушку, осыпав волосы Лизетт крошками бисквита.

– Ох, я замерзла, промокла и жажду душа. А ты?

– Маскарад? – размышляла вслух Лизетт. – Но в каких костюмах? Не бежать же нам брать их напрокат.

– Насколько я поняла, сойдет все что угодно, лишь бы понеобузданнее. Сотворим что-нибудь божественно-декадентское и приведем всех в восторг. Поразим насмерть. – Даниэль смотрела «Кабаре» [20]раз шесть. – Вечеринка будет в каком-то глухом переулке, в роскошном старом особняке в Майда-Вэйл, поэтому нет никакой опасности, что соседи снизу вызовут копов.

Лизетт молчала, и Даниэль игриво пихнула ее локтем:

– Дорогуша, мы приглашены на вечеринку, а не на похороны. Кстати, как прошла твоя встреча с доктором Магнусом, нормально?

– Полагаю, что так. – В улыбке Лизетт не ощущалось уверенности. – Не могу сказать наверняка: я просто уснула. Но доктор Магнус, кажется, доволен. Я нахожу это все… ну, скажем так, несколько жутким.

– Ты же только что сказала, что отключилась – и все. Что же тут жуткого?

– Это трудно выразить словами. Как будто у тебя начался скверный приход от кислоты: объяснить, что не так, ты не можешь, но разум говорит, что надо бояться.

Даниэль села рядом с ней и приобняла подругу за плечи.

– Похоже, доктор Магнус до чего-то докопался. Я чувствовала точно такую же смутную тревогу, когда в первый раз подверглась анализу. Это хороший знак, дорогая. Ты начинаешь понимать все те тревожащие тебя тайны, которые твое эго держит на замке.

– Возможно, эго держит их на замке не просто так, а из благих побуждений.

– Имеешь в виду скрытые сексуальные переживания? – Пальцы Даниэль бережно массировали плечи и шею Лизетт. – Ох, Лизетт. Ты, должно быть, стесняешься узнать себя. А я думаю – это возбуждает.

Лизетт свернулась клубочком возле подруги, устроившись щекой на груди Даниэль, а пальцы соседки продолжали настойчиво разминать ее мышцы. Что ж, возможно, она принимает все слишком близко к сердцу. В конце концов, эти ночные кошмары так ее измучили; а доктор Магнус, кажется, абсолютно уверен, что избавит ее от них.

– Какую из твоих картин купила наша будущая хозяйка? – спросила Лизетт, меняя тему.

– Ох, разве я не сказала? – Даниэль приподняла ее подбородок. – Тот этюд углем – твой портрет.

Шагнув в ванну, Лизетт задернула занавески. Это была одна из тех длинных узких и глубоких ванн, которые так любят ставить англичане, – они всегда наводили девушку на мысль о гробе на двоих. Вентили для горячей и холодной воды соединял настоящий механизм Руба Голдберга, [21]а к общему крану прикреплялась резиновая кишка с душевой насадкой, которую можно было как повесить на вбитый в стенку крюк, так и держать в руке. Даниэль, въехав в квартиру, заменила обычную насадку на массажную, но оставила на месте, над крюком, зеркало для бритья прежнего арендатора – стеклянный овал в тяжелой старинной эмалированной оправе.

Лизетт вгляделась в свое лицо, отразившееся в затуманенном паром зеркале.

– Я не должна была позволять тебе выставлять его в галерее.

– Почему? – Даниэль мылила голову и жмурилась, чтобы пена не попала в глаза. – Майтланд считает, что это моя лучшая работа.