Horror Mirra - Хозяин для потеряшки

Хозяин для потеряшки

Девушка была совсем молоденькая. Лет шестнадцати, не больше. Она вошла в лифт сразу за Савиным, окинула пренебрежительным взглядом старый заношенный костюм учителя, едва ли не фыркнула. Леонид Викторович вздрогнул от неожиданности – девушка была поразительно похожа на Вику Свиридову. Те же темные волосы, одинаковый рост и телосложение, слишком короткая юбка, в руках объемная спортивная сумка, на ногах белые кроссовки с ярко-розовыми шнурками, из ушей доносится ритмичная музыка. Родители что, никогда не учили ее не заходить в лифт с посторонними мужчинами? Да еще и в наушниках.

На секунду учителю показалось, что это сама Вика явилась за ним с того света, и он даже чуть отшатнулся к задней стенке лифта. Того и гляди повернет голову, поднимет на него лицо и Леонид Викторович Савин увидит горящие злобой глаза своей погибшей ученицы. Само лицо ее будет непременно синеватым, обглоданным с одной стороны, с оторванной щекой и сдвинутым в бок сломанным носом, а во рту – та самая розовая жвачка, которая бесила его во время уроков. Она ухмыльнется тем, что осталось от ее вечно размалеванных красной помадой губ, проведет кончиками пальцев по лацкану пиджака и… Нет, нельзя давать волю воображению! Хорошо, что покойники не возвращаются.

Леонид рассмотрел бы девочку получше, но жил он на третьем этаже. Она посторонилась, пропуская его, лениво нажала на кнопку, когда он уже вышел и обернулся. Наверное, никуда не торопилась. Леонид подождал немного, прислушался. Этажом выше доносились голоса, возня и суета – все как это обычно и бывает при переезде. Девочка вышла именно на четвертом. Новые соседи. Сколько их уже сменилось? Леонид Викторович не пытался сосчитать, не получилось бы. Сперва не придавал значения, а теперь память могла подвести. Да и какая разница, не первые и далеко не последние.

Лампа под потолком моргнула – кто-то на первом вызвал лифт. Леонид снова прислушался, но на этот раз к своему третьему этажу. Тихо, спокойно, прохладно, немного попахивает сыростью. За его спиной – деревянная дверь, ведущая в просторный склад и к мусоропроводу, а впереди широкий проход, разветвляющийся на левый и правый корпус огромной десятиэтажки. Справа – длинный темный коридор, в конце которого стальная дверь апартаментов в три или даже четыре комнаты, а слева точно такой же длинный коридор с дверьми в квартиры чуть скромнее. Двушка Леонида – в самом конце левого коридора.

Мужчина огляделся по сторонам, судорожно сглотнул, ускорил шаг, напряженно вслушиваясь в эхо. Спина его и лоб тут же покрылись липкой испариной, в желудке царапнуло неприятное чувство – он не один. Он буквально затылком ощущал на себе цепкий немигающий взгляд, словно был старой лабораторной крысой, преследуемой матерым дворовым котом. Ключ в руке наготове, пальцы дрожат от напряжения. Нельзя бояться – тварь это чувствует, как акула каплю крови за километр. Нельзя оборачиваться.

– Нельзя! – прикрикнул поставленным низким голосом.

Леонид замер у двери, а эхо предательски выдало на шаг больше. Секунда, чтобы вставить ключ в скважину, три, чтобы повернуть его два раза. Проскользнуть внутрь темной прихожей и захлопнуть за собой сверхпрочную «Супер-Альфа 10» с тремя замками и цепочкой – бесконечно долго. Сердце колотилось как бешенное, снаружи что-то едва слышно царапнуло не то по полу, не то по самой двери. Леонид зажал рот рукой, чтобы тварь не могла услышать его дыхание. Хотя смысла в этом не было, она прекрасно знала, что это он – хозяин – домой вернулся.

Едва отдышавшись, мужчина скосил взгляд чуть вправо, в сторону новомодного глазка с обзором в сто восемьдесят градусов. Нельзя смотреть.

Он заказывал дверь без глазка. Так и дешевле выходило, и спокойнее было бы жить. Но в магазине устроили какую-то акцию, поздравили его с удачным стечением обстоятельств, мол, на складе остались только такие, вот и радуйтесь теперь, не надо дополнительно тратиться.

– Ага, счастье привалило, – разочарованно вздыхал Леонид, глядя, как ловкие парни справляются с дверным проемом. – Вы там поскорее, до вечера надо успеть!

– Да успеем, дядь, не переживай! – посмеивались ребята чудаковатому мужичку.

Леонид огляделся, привыкая ко мраку прихожей, все вещи стояли на привычных местах, было тихо и душно. Тварь несколько раз предпринимала попытки проникнуть в его квартиру, но в подъездной темноте и зловонье ей нравилось больше. Мужчина медленно стянул с ног свои истоптанные туфли, прошел в гостиную, сел на диван и уставился в окно. Бабье лето в разгаре, под вечер солнце беспощадно било в глаза, благо рядом с высоткой еще не успели построить другие такие же, а окна квартиры Леонида выходили не на шумный двор, а с торца – на котельную и подземную парковку. Он вдруг вспомнил, как радовалась мама, когда они только здесь поселились двенадцать лет назад. Переезд стал самым серьезным событием за всю его жизнь. Женат он никогда не был, жить отдельно от родителей порывался лишь в юном мятежном возрасте – не очень удачно. В армию его не взяли из-за плоскостопия, а ехать покорять столицу смысла никогда не видел, ну, сколько там, таких как он в самом деле? Тысячи? Миллионы?

«Хорошо там, где нас нет… А нам и здесь хорошо!» – любила повторять мама в ответ на известия о дальних путешествиях от родственников.

Двенадцать лет назад десятиэтажная новостройка встретила их радушно. Соседи выходили, чтобы познакомиться, консьержка приветливо придерживала дверь, когда они заносили вещи. Широкие коридоры, длинные переходы, огромные пространства, камеры хранения в подвале для жильцов. Леонид никогда прежде такого не видел, прожив почти всю жизнь в малюсенькой «хрущевке». Теперь у Савиных была просторная спальня и гостиная. Эх, жить бы, да радоваться! Но не тут-то было.

Теперь Леонид думал об этом переезде, как о фатальном стечении обстоятельств. Сперва отца разбил инсульт. Соседи нашли его у самой входной двери, на коврике, без сознания. Редкие волосы с левой стороны поседели, лицо перекосило, но он быстро оправился, ходил бодро, едва прихрамывая на левую ногу. Вот только разговаривать почти перестал, отвечал односложно, хмурился чаще, и все реже возвращался домой. То на вокзале его кто-то видел, то у старого друга с завода решил заночевать. Мама лишь плечами пожимала. Седина в бороду, как говорится!

Сама она скончалась через год. Тромб оторвался. Так сказали врачи, но Леонид уже тогда понял, что к чему. Врачебные диагнозы были неуместны. Однако посмей он хотя бы заикнуться о твари, сам бы тотчас оказался в психушке.

После смерти матери, отец едва ли не в припрыжку переехал в дом престарелых. Появляться в этой квартире он больше не хотел. Леонид знал почему.