Максим Ибре - Человек, который пытался жить

– А Вам что, хочется вставать рано утром ради таких встреч? – я любезно спросил ее, стараясь, чтобы она не смогла услышать в моих словах что-то не то и обидеться.

– Мне не составит труда рано проснуться один раз, – она вновь проявила невозмутимость в ответе.

Я мельком изучил лицо ассистентки Годарда. Меня сложно назвать романтиком, поэтому я никогда не описываю такие вещи. Если быть точным, я никогда не понимал писателей и их нужду с точностью рисовать портреты своих героев. Таким изобретательным способом я только что избавил себя от необходимости описывать стройность ее тела, вытянутость носика и какую-то грусть, бросающуюся в глаза. С виду она не казалась бестией – ее внешность обладала загадкой, присущей натурам утонченным. Однако если вам и говорили когда-нибудь, что вы еще не нашли свою половинку, то эта девушка была той, которую вы должны были найти.

В это время она достала из сумки блокнот и ручку. Надеюсь, она не заметила, что я смотрел на нее с восхищением. Не то чтобы это бы пристыдило меня, но в кротких взглядах можно усмотреть некую слабость, если пожелаешь. Если бы я на что-то рассчитывал с ней, я бы не сопротивлялся этому чувству.

– Хорошо, это не должно занять много времени, – она прервала молчание.

Ассистентка открыла блокнот и начала делать записи. Назовите свое имя и род занятий для членов суда присяжных. Человек-ящерица, и все в таком духе. После утомительного краткого пересказа моей биографии началась самая мучительная часть допроса:

– Я не собираюсь задавать какие-либо вопросы, поскольку это прерогатива только Доктора Годарда. Меня больше интересует выявить начало и природу Ваших чувств, и эту информацию я передам непосредственно Доктору сегодня. Если возможно, опишите мне свое эмоциональное состояние, Фома.

Ввести ее в курс дела. Я всегда боялся, что мои слова будут интерпретированы с усмешкой, как ложные или раздутые симптомы. Кажется, у этого синдрома есть какое-то название, но я его не помню. Хм, что ж, сперва надо было заставить самого себя заговорить:

– Э-э, мне сложно описать то, что я чувствую, устно.

– Вы уже начали, Фома, – она спокойно направила меня в сторону кроличьей норы.

Для своей исповеди я выбрал художественный стиль, чтобы хотя бы показаться умным, раз уж я уже был самым жалким человеком на планете:

– Понимаете, если физическую боль можно как-то описать, то мое чувство – неуловимое. Как будто ты шел, и кто-то по своей прихоти дернул рычаг, который перекрыл что-то внутри твоей головы. С помощью этого рычага тебя начинают погружать ниже и ниже. Какое название дать этому? Не иначе как жизнь со связанными руками, жизнь в серьезном отчаянии.

Она начала оставлять записи в блокноте, и я сделал паузу. Как только она закончила, она посмотрела на меня с серьезным видом и сказала:

– Продолжайте.

Я продолжил, хоть и был озадачен:

– Все думают, что у вас просто какая-то сезонная грусть, но вспомните, разве даже от сезонной грусти не зависит поведение человека? У него меняется восприятие, сама способность воспринимать мир и события в нем в том виде, к которому он когда-то привык. Вы даже не сможете дышать так же, как дышали прежде, и самое смешное, что я тоже не знаю, как это произошло. Нет такого рычага, который вернул бы меня.

Я снова остановился. Мне было нелегко говорить об этих вещах кому-либо. Я просто молча наблюдал за тем, как она делает записи в блокноте, тогда она описала в воздухе забавный жест ручкой. Я понял, что мне нужно говорить и говорить. Медики… Величайший авторитет из когда-либо известных…

– Я больше не чувствую необходимости с кем-то разговаривать. Мои фразы и шутки теперь не односложные, не могут быть такими, как будто они не предназначены для страниц какого-то романа. Мне не надо приучать себя целоваться. Мне вообще не надо шевелить губами. Как будто мир размагнитился, смел всех на противоположную сторону и оставил меня одного перед разломом. Почти внутренний конфликт Кафки, которого я никогда не читал, – я снова начал исповедоваться за столиком в забегаловке при заправке. Невероятно.

…Они заставили бы вас говорить, и, возможно, вы бы что-то скрыли от них, но какой смысл, если они уже столкнули вас вниз?

– По какой-то причине я все еще готов просыпаться утром, вставать и идти куда-то. Я не ненавижу людей, я никого и не виню. Я не чувствую себя бессильным, но я смирился с тем, что у меня не получается сорвать этот разумный бунт, устроенный моим рассудком. Я успокаивал себя через творчество, но теперь я понимаю, что это была просто жалкая попытка обмана самого себя. Эта оболочка, этот футляр, в котором я обитаю, он убьет меня.

– Спасибо, Фома, это все, что мне было нужно, – она оставила последние отметки в бордовом блокноте и захлопнула его на радость мне.

…В конце концов, это именно ты оставлял что-то недосказанным.

Ассистентка достала из сумочки маленькую картонную карточку и написала что-то на ней со словами:

– Не волнуйтесь, Доктор Годард обязательно поможет Вам. Вот необходимая информация о Вашем первом сеансе сегодня вечером. Удачи!

Она протянула мне карточку и начала собираться. На карте был указан адрес и время сеанса – Хэвенвилль, 86. 22:00.

За это время она ни разу не посмотрела на меня. Она потеряла интерес. Они все так делали, потому что ты всегда говорил слишком много, хотя ты никогда не говорил достаточно.

– Прощайте, Фома! – она обратилась ко мне перед уходом.

– Прощайте, – я ответил с непростительной апатией, даже не взглянув в сторону девушки.

Когда она уже встала из-за столика, я обратил на нее внимание. Ко всему прочему она еще оказалась высокой девушкой. Но что мне оставалось делать? Спросить, где она живет, и сделать вид, что я знаю, где это? Брось, Фома. Ты теряешь голову над девушкой, с которой вы перестанете видеться уже через месяц, и ты прекрасно знаешь, что она тебе надоест первой.

Я опомнился и увидел, что ассистентки доктора уже нет рядом. Тогда я с некоторым облегчением откинулся на спинку сиденья и ухватился за голову. Ее ангельское лицо все еще преследовало мои воспоминания, буквально впилось в них. Я понял, что моей последней надеждой будет встретиться с ней в офисе Доктора Годарда. Только чтобы отплатить ей и заставить так же влюбиться.

Я закрыл глаза, мне хотелось еще раз пробежаться по ее маленькому румяному лицу и хиленьким ручкам в своем воображении. После этого я вспомнил и о предстоящем приеме у Годарда. Фигура Доктора Годарда все еще оставалась для меня загадкой. Фигура, находящаяся во мраке, но компания его ассистентки делала этот узел еще более заманчивым для распутывания. Дата свидания была сегодняшний вечер… Я имею в виду свидание с Доктором Годардом. Да, наш сеанс.