Александр Титов - Бежать некуда

© Александр Титов, 2021

ISBN 978-5-0053-9307-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Антон мерил короткими, нервными шагами перрон. На несколько окон от дверей вагона и обратно, под осуждающий взгляд проводницы. Но та молчала и только губы поджимала. Красивая женщина, белокурая, стройная, но на вид – скала неприступная.

Беременная жена, Мария, сидела чуть в стороне на лавочке. Антон раз за разом бросал на неё испуганный взгляд. Боялся, что она исчезнет, если он отвлечётся хоть ненадолго, или случится что-то непоправимое, если отдалится дальше десятка шагов.

Мария спокойно гладила округлый живот и участливо слушала жизнеописание незнакомой старушки. Щуплой и сморщенной, в дряблом шерстяном платке и потёртом пальто. Такую можно назвать разве что «божий одуванчик». Она просто села рядом и, без предисловий и вопросов, принялась рассказывать о своём детстве:

– Тяжело было, а что поделать? Всем тогда несладко пришлось. Папа на войну ушёл, мама под бомбёжкой погибла. Так и остались мы с младшим братиком у деда на попечении. В эвакуации это. Тот, кстати, безногий был, так что за нами и уследить-то не мог… – говорила. Жевала челюстью, помогала словам узловатыми, морщинистыми пальцами.

Антон закурил и пламя спички едва не спугнул предпоследний гудок поезда.

– Пять минут ещё. – сухо покосилась на него проводница. Делать ей было явно нечего. В вагоне из пассажиров – только Антон с женой, да ещё пара мужчин. Но те, как нормальные люди, сразу забрались в купе и больше не показывались. А эти двое ещё и отстать могут, кто их знает.

– А в восемьдесят третьем у меня Митька в Эфиопию летал. Он там им, бедным, нефтяную промышленность поднимать помогал, а здоровье своё угробил. Во как бывает, милая. – продолжала бубнить старушка.

А Мария всё слушала и слушала. Гладила живот, молчала. Как и в любом другом разговоре. Ей проще было выслушать человека, не задавая вопросов, а потом согласиться. Антон в сердцах называл её за это рыбой. Но понимал, что будь она хоть самую малость своевольной, и ужиться бы они не смогли.

Антон не терпел ни споров, ни лишних разговоров. Вообще он был из тех, кто труслив на людях, но суров с близкими. Прощал оскорбления, не противился унижению. Вроде и сказал бы в ответ что-нибудь едкое, но нет: чуть только рот открывал, так сразу представлял последствия, и осекался. Зато дома он менялся до неузнаваемости. Становился придирчив, дотошен и жутко вспыльчив. Не подошла бы ему общительная хохотушка. Только такая, как Маша. И нашёл он её, после долгих поисков, к первым сединам. Любил ли – точно сказать не мог, но с ней чувствовал себя уютно, а большего ему и не надо было.

После гудка Мария переменилась в лице. Засобиралась уходить, но прерывать старушку не решалась. Поджала губы в ожидании малейшей паузы, чтобы попрощаться.

– А куда это ты торопишься? Уж не надоело ли дуру старую слушать? Ребёнком своим кичишься? Так сдохнет он! Не твой он!!! – неожиданно голос старушки огрубел, в глазах её потухли и так догорающие искры жизни, а черты лица заострились и не излучали больше тепла человеческой доброты.

– Я… не… простите… мне идти надо. – кротко промямлила Мария и отстранилась.

– Ребёнка ей подавай? А не много ты о себе думаешь, Ма-ашенька? Не тво-ой он! Про-кля-тый о-он! – с каждым словом старуха говорила всё громче и последние слова уже орала.

Вдруг она застыла на секунду, раскрыв беззубый рот, и бросилась на Марию. Вцепилась узловатыми пальцами в волосы, пыталась притянуть к себе. Сквозь тяжёлое дыхание она проталкивала одно лишь слово: «Про-о-окля-яты-ый!»

Антон кинулся на помощь. Взял старуху за руки, попыталась разжать её пальцы, но те словно окаменели. Не поддавались, сколько бы усилий не прилагал. Тогда он обхватил жену и постарался втиснуться между ними, заслонить Марию своим телом от бешеной бабки.

Пронзительно засвистела проводница, и уже через секунду рядом вырос запыхавшийся лейтенант. Он взял старуху в охапку, вывернул ей руки. Только теперь, оставив старухе на прощание пару локонов волос, Мария освободилась. Раскрасневшаяся, с влажными от страха глазами, она потерянно смотрела на обидчицу.

– Уйдите уже! – рявкнул лейтенант.

Старуха дёргалась в его захвате, орала и плевалась. Седые космы выбились из-под платка и спадали на лицо.

Антон отошёл к поезду и потянул за собой Марию. Проводница помогла ей забраться в вагон.

Прозвучал последний гудок.

Прежде, чем покинуть тамбур, Антон ещё раз взглянул на старуху. Та обмякла, но всё ещё грозно кряхтела, пока лейтенант оттаскивал её к скамейке.

Поезд тронулся.

Антон провёл жену в купе, усадил на койку и сам сел напротив. Взял её за руки, заглянул в лицо. В глазах жены читался страх, но куда ярче в них отражалась непомерная усталость. Мария тяжело дышала и ждала, прикусив губу, что скажет муж.

– Не бойся. Слышишь меня? – начал он самым мягким голосом, на какой был способен. Мария кивнула. – Мы в безопасности. Я не дам им тебя обидеть. Я их всех…

Дверь распахнулась. На пороге возникла проводница.

– Вы как? Нормально? – участливо спросила она. – Это просто какая-то ненормальная была. Не обращайте внимание.

– Спасибо. – дрожащим голосом ответила Мария.

– Может вам чайку принести?

– Не надо, спасибо. – ответил за жену Антон.

Проводница сказала ещё что-то, но он поспешил закрыть дверь.

– Мы уже уехали, видишь? – Антон кивнул на окно, за которым спальный район плавно перерастал в промышленный, а заборы утопали во всё более безвкусных граффити. – Всё будет хорошо.

– Да? – то ли спросила, то ли согласилась Мария.

Хороший вопрос. Как-будто сам Антон знал ответ. Они просто бежали, сломя голову, и никто не сказал бы наверняка: ожидает ли в конце пути спокойствие.

А началось всё девять месяцев назад. Тогда ещё и сама Мария не знала о своей беременности, но в почтовый ящик кто-то принялся регулярно подбрасывать записки.

«Твой ребёнок проклят!»

Разными почерками эта единственная фраза покрывала каждую клеточку помятого тетрадного листа.

Конечно первым делом Антон отправился в полицию, но вернулся раздражённый и злой.

«Они рассмеялись и велели приходить, когда что-нибудь произойдёт», рассказал он, намыливая руки. А потом вдруг не выдержал, снёс всё, что стояло на полке под зеркалом, и добавил сквозь зубы: «Когда убьют, тогда и приходите, да?!»

Впрочем к запискам уже через пару недель супруги привыкли. Выкидывали, не читая. Иногда даже рвали, когда настроение было паршивое.

На четвёртый месяц беременности странностей прибавилось.

Как-то вечером Антон вышел на балкон с чашкой чая и сигаретой. Зима подходила к концу, весна на пару дней заглянула в город, растопив почти весь снег. Антон рассматривал засыпающие дома, невольно считал гаснущие окна.