Влад Райбер - Крипипаста

– Ю-ю-ю-р-р-ра! – снова послышался крик. На этот раз голос походил на грохот листа железа.

– Бегу Женька, бегу, – я почувствовал, как кровь ударила в голову.

За деревьями стояло старое низенькое здание с колоннами. По виду заброшенный железнодорожный вокзал. Я обошёл его вокруг – так и есть: позади в землю вросли деревянные шпалы без рельсов. Очень старый вокзал. Голос гремел с чердака из помятого репродуктора, по которому когда-то объявляли о прибытиях и отправлениях поездов.

«Вордирдверь!», – кашлянул репродуктор. Я смотрел вверх не понимания, что это значит.

«ВОРДИРДВЕРЬ», – громче, но также неразборчиво донеслось из жестяного рожка.

Но на этот раз я догадался, что это значит. Войди в дверь! Освещая себе путь фонариком телефона, я вошёл под крышу. Несколько раз с силой дёрнул на себя тяжёлую дверь и наконец открыл. В воздух поднялась пыль.

«И кого мне тут спасать?», – усомнился я, но было поздно. Я только сделал шаг и гнилые доски подо мной треснули. Я провалился под пол. Пролетел метра два и упал прямо на бутылочные стёкла и торчащие гвозди. Валяясь в пыли и в мусоре, я услышал смех. Он звучал из репродуктора. Это был Женькин смех. Звонкий, мальчишеский и злобный. Я пытался подняться, но не мог, а смех всё ещё дребезжал надо мной.

Думаю, что это была не просто злая шутка, а попытка меня убить. Я сломал руку, напоролся ногой на разбитую бутылку и истекал кровью. Мне повезло, что мой мобильник упал недалеко от меня и я смог набрать 112. Сам бы я оттуда не выбрался.

Зачем мой друг Женька это сделал? Ведь в детстве мы ни разу серьёзно не поссорились, и вряд ли он мог держать на меня какую-нибудь обиду. Об этом я думал два месяца пока носил гипс, а потом решил съездить к нему на могилу. Не знаю зачем. Из одних суеверных соображений, наверное.

Для того чтобы найти родственников Женьки, мне пришлось серьёзно постараться. Ведь я знал только город, где он жил, его имя и фамилию, ну и ещё имя матери. Где я только не искал. И наконец связался с его матерью.

Я сначала и не понял, что это та самая женщина. Всё совпадало, кроме одной детали – её сын был жив. Инвалид, но живой. Я подумал, может быть это другой сын? Нет. Оказалось, что это был Женька.

В пятнадцать лет он заболел воспалением лёгких. Пережил сильный жар, но уже не стал прежним. Когда температура поднимается выше сорока двух градусов, мозг начинает сгорать. Вот он и остался инвалидом. Не говорит, не выказывает никаких эмоций. Только ходит, ест и спит. Поэтому Женька и перестал учиться в подростковом возрасте, а по школе стали ходить слухи, что он умер.

Я столько лет думал, что так оно и есть. И не мог поверить, когда узнал, что друг моего детства жив. Поехал в гости, чтобы убедится лично. Его мама радушно меня приняла. Для своего возраста она выглядела довольно хорошо. К тому же оказалась бодрым и жизнерадостным человеком, так и не скажешь, что живёт с сыном-инвалидом.

А тридцатилетний Женька никак на меня не реагировал. Он сидел на диване, худой и сутулый. В старой майке, в спортивках с пузырями на коленках. Он только повернул голову в мою сторону, когда я вошёл.

– Ну, привет, Женька, – сказал я. – А мне говорили, что ты умер.

Женька теперь выглядел не на два года старше, а на все десять. Смотрел он на меня равнодушно, будто не на человека, а на какое-то препятствие между ним и стеной.

– Он не разговаривает, – сказала его мать. – За пятнадцать лет ни слова не сказал.

– А чувства какие-нибудь выражает? – спросил я потихоньку, боясь неосторожно обидеть старого друга.

– Ну, если его рано разбудить, то обязательно состоит недовольную мину, а так нет, – женщина рассмеялась, будто сказала шутку. – Он у меня как кот. По квартире бродит. Телевизор включишь – смотрит. Есть позовёшь – поест. Может сам себе пельмени сварить, чайник на плиту поставить. Моется сам, а бриться не бреется.

Потом мы пили чай. И Женька с нами сидел, жевал бублик, никак не реагировал ни на меня, ни на мать, будто нас не было. Я смотрел на него и думал, неужели это он тот самый парень, который играл на гитаре и писал песни, который бежал на речку в шесть утра встречать рассвет.

Помнит ли он что-нибудь? Думает ли о чем-нибудь? Я об этом спрашивал и себя, и Женькину мать, а она только пожимала плечами, будто ей это совсем не интересно.

Я так и не решился рассказать женщине о том, что слышал голос её сына из радио.

Но если Женька не умер, тогда чей голос я слышал? Может быть, живое только его тело, а душа Женьки обитает где-то в радиоволнах. Или, может, какое-то другое существо похитило его голос и разговаривало со мной… Сначала помогло, а потом пыталось убить. Тут чего угодно можно насочинять. Но я предпочитаю думать, что тот голос не был моим другом.

А радио в машине я больше не слушаю, даже магнитолу вынул и положил в бардачок. И приёмник тот старый из дома выбросил. Вообще стараюсь держаться подальше от тех мест, где включено радио. Да и геройствовать меня теперь совсем не тянет.

Уверен, вы и без меня понимаете, что работа криминалиста совсем не такая, как в детективах и триллерах. Но только сотрудники полиции знают насколько велика эта разница. За годы работы в следственных органах у меня было только одно по-настоящему загадочное дело. И хотя оно раскрыто, его мистическую тайну мне никогда не постичь своим умом. Я уже смирился с этим.

Скажу откровенно, именно о таком деле я мечтал с ранней юности. Именно детективы и кино вдохновили меня стать криминалистом. В реальности же убийства либо просто непонятны, либо однообразно-скучны. Это для вас звучит цинично? Что же, работа есть работа…

Непонятны – это когда найдут в лесу разложившийся труп с пробитой головой, и на этом всё. Если его удастся опознать – уже будет большой удачей.

А скучны – это когда два собутыльника поссорились и один другого убил. И обязательно это кто-нибудь видел или слышал. Чаще всего убийцы не слишком умны. Вот был такой случай: нашли в квартире задушенного молодого алкоголика. По беспорядку было ясно, что тут случилась типичная пьяная драка.

Из квартиры вынесли телевизор. В гостиной одна тумба стояла и пыльный след на ней. Вопрос соседям: «С кем этот парень бухал?». Соседи говорят: «Мужик к нему ходил из соседнего подъезда».

Пошли туда – дверь нараспашку. Заходим, смотрим: храпит на диване пьяный мужик, на столе перед ним дешёвый, но современный телевизор – показывает программу «Время». А на полу под столом стоит его старый, пузатый Funai. Вот и преступление раскрыто.

Город, где я жил, был маленький. Там только такое и происходило. Мне моя работа нравилась, но всё же я тихо мечтал, что однажды мне попадётся какое-нибудь запутанное дельце, и чтобы обязательно его раскрыть.