Изабелла Кроткова - Бар на окраине

– Угу, – кивнула я, уткнувшись в чашку с жидким чаем.

– А на личном фронте как? – спросила Дашка без особого интереса, и не успела я открыть рот, как она, опять придвинувшись, доверительно сообщила:

– А я сейчас встречаюсь с одним бывшим военным. Он, правда, женат…

Из часов на стене внезапно выскочил кривоногий матрос и весело стукнул шваброй о палубу.

Видимо, таким образом часы пробили час.

– Аркадий! – встрепенулась Дашка, перебив саму себя. – Вот смотри: сейчас он придет пить молоко.

«Ох, грехи наши тяжкие, – опять подумала я, гася окурок в пепельнице, и встала.

Куда девалась та умная, чуткая, смешливая девчонка, с которой мы часами не могли наговориться обо всем на свете, поверяя все свои тайны и делясь последним?..

– Проводи меня, – попросила я Басову-Пискунову, чувствуя какое-то опустошение.

В этот момент дверь отворилась, и на пороге возник мужчина. Я посмотрела на него и забыла, что собиралась уйти. Я вообще обо всем забыла и даже не сразу почувствовала, что Дашка тянет меня за рукав, пытаясь усадить обратно за стол.

Как в замедленной съемке, я опустилась на прежнее место, не отрывая глаз от человека, вошедшего в кухню.

Он был высокого роста, худой, лет около сорока или чуть больше. Смуглое небритое лицо. Спутанные темные волосы, курчавясь, ниспадали на плечи. На нем была синяя клетчатая рубаха, небрежно заштопанная на локте, и облезлые брюки коричневого цвета. В общем, ничего необычного для рассеянного математика, с головой ушедшего в науку. Было бы странно, если бы в кухню вошел благоухающий одеколоном толстощекий улыбчивый мужичок, гладко выбритый, с уложенными гелем волосами и в безупречно отглаженном костюме и представился математиком. Так выглядят какие-нибудь продюсеры или ведущие телевизионного шоу…

А ученые – именно так, как Аркадий.

– Аркадий, – представился человек чуть осипшим голосом.

– Арина, – почему-то очень тихо ответила я и почувствовала, как меня охватывает какая-то странная дрожь.

Дашкин жилец посмотрел на меня, и меня до глубины пронзили его глаза – светлые, глубокие, проницательные. Я утонула в них, будто меня затянуло в омут заброшенное лесное озеро.

Тем временем постоялец подошел к холодильнику и вынул бутылку молока. Я не мигая уставилась ему в спину.

– Как там погодка, Арина? Стоит прогуляться? – спросил Аркадий приветливо, наливая молоко в высокий прозрачный стакан с нарисованной на нем изогнутой лилией.

– Пожалуй, с-стоит, – отчего-то заикнувшись, промямлила я, неотвратимо чувствуя, что сейчас произойдет то, ради чего Бог послал меня сюда.

Дашка встала в дверях, а математик сел напротив и поставил стакан перед собой.

Трясущейся рукой я вынула из пачки сигарету и щелкнула зажигалкой слишком близко к коже, слегка опалив лицо.

– Я тоже много лет курил, – доброжелательно обратился ко мне Аркадий, – а потом пришлось лечиться от последствий этой пагубной привычки. А вы еще молодая, и красавица, как сказано у Некрасова, «миру на диво»; зачем же губить себя? Вот Даша бросила, молодец, проявила характер.

И математик улыбнулся, показав не очень ровные зубы. Улыбка сразу сделала его моложе и проще.

Я потерла обожженное место и, затянувшись, посмотрела на расстегнутый ворот его рубахи, из-под которого лезли темные курчавые волосы.

– Я тоже собираюсь бросить, – неискренне сообщила я, растворяясь в светлом омуте его глаз.

– Потом не пожалеете, – вновь улыбнулся худой мужчина, тряхнув спутанной гривой, и поднес ко рту стакан с молоком.

Сделал один глоток, поставил стакан назад и опять взглянул мне в глаза.

Я глубоко вдохнула, а выдохом поперхнулась, чувствуя, как пересыхает горло, как в самую сильную жару.

На меня смотрел уже совсем другой человек.

Черты его внезапно резко обострились, скулы провалились, на щеках выступил румянец, словно мы оказались в жарко натопленном помещении. Глаза будто высветлились и до глубины зрачков вдруг наполнились странным сиянием. И он вперил в меня взгляд этих прозрачных глаз. Но тут же я поняла, что он меня не видит – взгляд шел далеко, сквозь мое тело и сквозь стены Дашкиной отремонтированной кухни.

Изменившись до неузнаваемости в единый миг, Аркадий вновь поднял и поднес к губам стакан, отхлебнул из него и поставил назад. Перед моими остановившимися глазами туда-сюда промелькнул острый локоть в синем заштопанном клетчатом рукаве.

И вдруг он начал говорить. Вернее, я бы сказала так: из него пошел потоком голос. Голос, имеющий темную окраску, монотонный и ровный, без всяких переливов и интонаций. Этот голос пригвоздил меня к месту. Я не могла шевельнуть ни рукой, ни ногой. Как завороженная, я смотрела, слушала и вбирала слова, падающие, как тяжелые каменные плиты.

– Солнце садится рано; время года – зима. Один день меняет все. Кажется, что к лучшему…

Перед глазами опять качнулся вверх-вниз смуглый локоть.

– …но только кажется. Не исследуй неверный путь. Верный путь ведет вниз. Бей врагов их оружием. Только тем, что было с ними.

Еще одно движение локтя.

– Дом между прошлым и настоящим. Мертвые живы, а живые будто спят. До Рождества – ты есть. А есть ли ты после Рождества?..

Пустой стакан опустился на стол. В то же мгновение стол резко опрокинулся набок, и его внутренняя часть вдруг почему-то оказалась над моей головой.

– Арина! Арина, что с тобой?.. – издалека послышался встревоженный голос Дашки.

И я увидела под столом ее лицо с выпученными глазами.

Чьи-то сильные руки, принадлежащие, видимо, Аркадию, легонько приподняли меня и заботливо усадили на стул.

Кухня качалась передо мной, как маятник.

– Ой, – вымолвила я еле слышно. Голос куда-то пропал, словно провалился внутрь тела.

Дашка поставила передо мной стакан с водой. Непослушной рукой я поднесла его ко рту и начала пить нервными глотками.

– Тебе лучше? – теплым баритоном спросил, склонившись надо мной, Аркадий. От заунывного темного потока слов не осталось и следа.

– Да, кажется… – шепотом ответила я, тупо уставившись ему в переносицу.

– Что, опять было?.. – озадаченно спросил математик, повернувшись к Дашке.

Та хмуро кивнула.

– И что я на этот раз бормотал?

Невинный вопрос вызвал у хозяйки шквал негодования.

– Какая тебе разница, что ты бормотал, раз ты ничего не помнишь и объяснить не можешь?! Смотри, до чего довел человека!

Аркадий понуро опустил голову.

– Иди к себе, – махнула рукой Дашка, – только стакан помой.

И прибавила непечатное выражение.

Аркаша взял злополучный стакан с лилией и пошел к раковине. Машинально прислушиваясь к плеску воды, я вновь потянулась за сигаретой.