Арина Лежина - Черное солнце

– Ты что там смотришь? – с тревогой спросила дочь. – Там же пустой кадр. Все темно, ничего не записалось.

– Ну вот и славно, что не записалось, – с облегчением вздохнула Сандра и на всякий случай удалила запись. – А знаешь что… у меня в шкафу хороший коньяк. А в холодильнике – пирожные. Настоящие. Сейчас мы зажжем с тобой свечи, будем пить чай и вспоминать наших предков. Я тебя никуда сегодня не отпущу. Ты помнишь, какая сегодня ночь?

– Ну, Хеллоуин.

– Нет, не Хеллоуин. Это не наш, не славянский праздник. У нас Велесова ночь. Ночь темных богов. Время открытия перекрестков и перехода в новую жизнь. Когда Навь сближается с Явью и духи гуляют среди людей, а людям доступен мир духов… Мы должны помнить об ушедших, но не нужно встречаться с призраками. Этой ночью запросто можно попасть в их мир, ненароком.

«А особо одаренные умудряются побывать там заранее», – усмехнулась про себя Сандра.

Поздно ночью, когда почти догорели свечи и были загаданы все желания, Сандра подошла к окну. Дочь устало сопела под одеялом, а за окном бушевал ветер, вихрь гнул деревья и раскачивал провода. Сандра, вглядываясь в просветы между несущимися низкими рваными тучами, видела диких всадников тьмы, крупы темных коней и копыта, рассекающие тьму: чужие боги и демоны тоже выехали на охоту за ежегодной добычей. Сандра рассмотрела мелькнувшие в окне огромные копыта, подковы были подбиты алмазными гвоздями, сверкавшими точно звезды, а конские хвосты растянулись черными полосами тумана вполовину неба. Но на окне горели белые свечи, а еще раньше Сандра запечатала окна заклятием – от недобрых духов. Сегодня никто не проникнет в ее дом – ее крепость.

Все мы живем на берегу Реки, где мешаются два потока. У устья клубится туман вечности, под мостом бурлит Вода забвения, души мертвых переправляются через ветхий мост и уходят в Сухой лес. А за Затокой в Городе мертвых живут тени умерших или просто ушедших в прошлое. Сегодня Сандра там побывала. Но не нужно торопить события, и пусть мертвое остается мертвым, а живое – живым.

Разбудите меня среди ночи и спросите: что такое счастье?.. В детстве я сказала бы, даже не открывая глаз: лето, дача, веранда, стакан с апельсиновым соком.

Разбудите меня сейчас, по прошествии стольких лет, – и я отвечу вам в точности то же самое. Потому что счастье и детство, в их обобщенном виде, – это стакан с апельсиновым соком на залитой утренним солнцем веранде, с крыши которой спускаются по бечеве тугие спирали дикого винограда; зелень прихотливо вырезанной листвы просвечивает бледно-зеленым, образуя на белой-пребелой скатерти фантастические узоры…

Еще счастье – это когда на землю спускаются голубые сумерки и весь воздух гудит от полета майских жуков, от мощных взмахов их лакированных крыльев… Счастье – разморенный июльским солнцем полдень на соседнем пруду, где на зеленой ряске, на листьях глянцевых желтых кувшинок сидят разомлевшие от жары лягушки, подрагивая белыми жирными брюшками… Счастье – перевернутая донышком кверху синяя чаша неба, под которой умещается весь твой маленький мир: бескрайний луг, сплошь заросший полевыми цветами со сладким до одури ароматом и мохнатыми черно-желтыми шмелями. Счастье – карьер за лесом, темные мрачные ели и корабельные сосны со звенящими от жары золотыми стволами, мхи и пружинящие лишайники, лесная тропа, по которой тянутся рыжие муравьи… Но самое главное счастье – это, конечно, стакан с апельсиновым соком ранним солнечным утром.

Счастье всегда начиналось так: в большом доме все спят, и даже кузнечики не стрекочут, только мухи сонно ползают по окну… На белой скатерти ярким пятном желтеет хрустальный стакан с апельсиновым соком, ледяным, прямо из холодильника. Я сижу в кресле-качалке на веранде флигеля и сквозь просветы в виноградных листьях слежу, как бледные еще лучи скользят по лужайке… От лужайки плывет густой дух скошенной накануне травы, в высоком небе застыли далекие, безразличные к земным делам облачка… Постепенно солнечные лучи обретают силу и наливаются огненным цветом и наконец ложатся на скатерть и на кресло-качалку, в которой сижу я. Жидкость в стакане вспыхивает, обретая янтарный оттенок, потом меняет цвет на яичный и начинает светиться изнутри. Я рассматриваю сок на свет, делаю первый глоток и только потом выпиваю залпом, до дна. Я стараюсь не нарушать ритуал. Потом слегка раскачиваюсь в кресле, время от времени касаясь ногами струганых досок пола, – и от теплого дерева по телу прокатываются волны блаженства…

В ту пору меня донимала мысль, какой все-таки цвет у апельсинового сока утром, – после того как мама прочитала мне лекцию о традиционных японских цветах. Порой ее сильно заносит, и она задвигает такое, что мозг буквально вскипает, но тут все было неожиданно интересно. Короче, в давние времена японцы напридумывали столько разных цветов и оттенков, что куда уж нам, европейцам. У японцев мозг устроен не как у нас, они сами так говорят. И с цветом они просто «уровень Бог». Ну как вам, к примеру, оттенок «щегольская хурма» – бледней «промытой хурмы», но темней «отбеленной хурмы»?!

Однако же угадать по японской системе цвет моего апельсинового сока не удалось! Пришлось смешать бледно-желтый с красноватым оттенком «цвет птенцов», добавить туда тускло-желтого «цвета золотистого воробья» и загустить все это желтым с зеленым отливом «цветом масла из рапсового семени». Зеленый отлив особенно пригодился, так как тень виноградной листвы неизменно добавляла в желтизну сока капельку зелени…

Но я отвлеклась.

О чем я?.. Ах да… о том, как хорошо мечтать о наступающем дне, когда покачиваешься в кресле и твои босые ноги легонько касаются струганых досок пола…

…Я качнулась в кресле, оттолкнувшись пальцами ног от шероховатых некрашеных досок. Сегодня можно успеть переделать кучу дел! А под вечер приедет мама, и можно будет повиснуть на ней – потащить ее «на охоту», наловить лягушек сачком, потом запустить в бочку, а еще лучше – в аквариум, а наша кошка будет ходить вокруг и с мявом совать туда морду, а лягушки – вопить от ужаса человеческими голосами. Мы с мамой будем кататься от смеха, а бабушка – нудно брюзжать, что мы живодерки и так нельзя портить ребенка . Мама, конечно, опять привезет с собой кучу бумажек и словарей, но я все равно утяну ее на болото… Ну а дальше пускай ваяет свои переводы, не сильно расстроюсь, ведь для забав всегда есть Волк!

Кто такой Волк? Соседский мальчишка, мой неразлучный дачный друг. Вообще-то он Вовка, просто Вовка, но я в детстве коверкала кучу слов, и выходило «Волк», прозвище так и прилипло. Даже родная бабушка теперь зовет его Волком… А меня Волк зовет Леей, принцессой Леей, потому что повернут на «Звездных войнах», и говорит, что я копия Леи. Хотя принцессой назвать меня можно с натяжкой, с моими торчащими ребрами и вечно ободранными коленками… А еще, начитавшись в детстве Сетона-Томпсона, Волк иногда начинает звать меня Бланкой, белой волчицей Бланкой, но быстро снова переключается на Лею. Я не возражаю. Настоящее имечко-то у меня не очень, так что и Лея, и Бланка намного красивей.