Ильяс Найманов - Чужая кровь

– Ох ты, Зорюшка ты моя… – дед оказался у них за спиной. – Недоенная же стоит! А-а-х! – вырвалось у него, когда он увидел труп второй коровы. – Марта! Что же это с тобой? А? Околела?! Ах ты ж…

Сагитай предусмотрительно отошел к корпусу«запорожца, где встал на одно колено, держа автомат наготове. Куры, недовольно закудахтав, перебежали к дому. Старик кинулся к двери, за которой секунду назад был слышен грохот, и, на мгновение задержавшись, открыл ее. Яков уже держал дверь на прицеле. Из темноты, заставив бойцов вздрогнуть, наклонив голову и чуть не сбив хозяина с ног, выскочил кремового цвета теленок и, перепрыгнув через метровый забор, с грохотом копыт по деревянному настилу, кинулся к вымени стоявшей коровы. Несколько раз требовательно боднул ее в вымя и, блаженно закатив глаза, засосал молоко, нисколько не обращая внимания на лежащий рядом труп. Зорька застыла, расставив ноги и уши-локаторы, чувствуя облегчение.

– Оголодал, Борька. Цельный день не ел, – запричитал дед.

– Отец, внучка где? – спросил Яков, видя, что Захар направил свой взгляд в сторону курятника.

– Варвара! Люда! – опомнился дед и бросился в дом.

Яков последовал за ним. В своей броне, которую он не снимал даже в машине, шлеме с маской, перевязанный лентой с гранатами для «Леры» и с катаной у пояса он был страшнее самой смерти. Сагитай зашел на пару метров в дом и, развернувшись, встал с автоматом наготове к выходу. Между тем дом, в котором было всего четыре комнаты, пах стариной и холодом. В первой слева комнате с печью, обеденным столом и умывальником лежал черный труп хозяйки. Высохший и похудевший. Дед остановился рядом с ним, не понимая, что это такое. Яков стоял рядом. Затем до старика дошло, что неузнаваемое черное нечто – это и есть его жена. Он вздрогнул.

– Люда! – с надрывом, но слабым голосом вскрикнул он. – Люда…

Его дрожащие руки тянулись к телу, но не могли коснуться его. Он сжал кулаки, прижал их к лицу и застонал.

– Варвара! Варвара!

Он метнулся в другие комнаты.

– Деда!

Послышался сдавленный девичий крик. Старик кинулся к дальней комнате и потянул худой ковер, лежащий на полу, но его слабые руки не удержали хватки, и он упал на спину. Поняв, что нужно делать, Яков рывком сдернул ковер, обнажив закрытый на щеколду люк погреба.

– Варвара!

– Деда! – послышалось уже внятно прямо из-под крышки.

Старик отстегнул щеколду и оттуда со слезами, щурясь от света, выскочила девушка. Яков знал, что она должна быть рыжей, но что можно быть рыжей настолько, он не представлял. Волосы цвета осеннего леса на закате растрепанной копной взлетели из погреба, и девушка с плачем кинулась на деда, едва вторично не уронив его на пол.

– Деда, я так испугалась, – плакала девушка, душа его в объятьях.

– Тише, тише, Варвара, не плачь, – гладил ее по волосам дед. – Сейчас поедем.

Варвара была в одной ночнушке, и, судя по неубранной кровати, ее наскоро запихали среди ночи в погреб и закрыли на щеколду, накрыв ковром. Сделать это могла только бабка, наивно полагая, что спрячет внучку таким образом. Против гнуса это не работало. То, что он не тронул подростка, было лишь отсутствием необходимости в еде и невозможностью использовать это тело как носителя. Гнус даже скотину уничтожил не всю, оставляя неприкосновенный запас для следующих зараженных, которые должны были подняться уже через 36 часов. Варвара подняла огромные синие глазищи на Якова, который стоял, задрав устрашающий ствол вверх, испуганно моргнула и, шмыгнув носом, спросила, непроизвольно показывая пальцем.

– Деда, а это кто?

– Это… хорошие люди, Варварушка. Они нам помогут, – сказал старик, выпуская из объятий девушку и отстраняясь.

– А где баба?

– Баба, она… – дед растерялся, не зная, что сказать. Его глаза забегали, словно ища что-то на полу.

– Уехала баба, – раздался голос Сагитая из коридора. – И вам пора.

Он уже успел осмотреть другие комнаты и накрыл тело найденным покрывалом.

– Давайте поедем, – закивал дед и пошел на выход, таща за собой за руку Варвару.

– Подожди, мне надо одеться, – вырвалась она и бросилась обратно в комнату.

Яков тактично отвернулся.

– А что, вы и будете так стоять? – неуверенно спросила она.

Боец посмотрел на соседнюю стенку и бросил взгляд на Сагитая. Тот пожал плечами и встал в смежной комнате, возле трупа бабки, после чего Яков, сопровождаемый дедом, вышел на улицу. В наступившей темноте раздалось сдержанное хлопанье двери машины, но Яков только-только вышел на улицу, он бы не успел так быстро. Может, Док? Чувствуя что-то неладное, Сагитай еще раз проверил автомат и превратился в слух. С той стороны здания определенно что-то происходило. Не было звуков, но Сагитай, прошедший не один бой, сейчас, как никогда, четко чувствовал нервное, звенящее напряжение. По коридору понеслась девушка с рыжей копной волос, в синих джинсах и красной кофточке.

– Стой, – окрикнул ее Сагитай.

– Ой! – пискнула она. – Я не знала, что вы тут.

– От меня ни на шаг, – скомандовал боец и пошел первым.

Только выйдя из дома и повернув налево, он увидел широкую спину Якова, сидящего на одном колене. Дед Захар стоял позади него и нервно крутил головой. Сагитай приблизился и осторожно выглянул из-за Якова. В машине на месте водителя кто-то сидел. И это был не Док. Ученый по-прежнему находился на заднем сиденье, что было видно через слабо тонированное стекло, просвечиваемое дообеденным солнцем.

– Человек? – спросил Сагитай.

– Нет.

– Сколько? – спросил Сагитай, чувствуя, как от нежданной встречи у него повысился пульс.

Яков, переключающий улучшенную версию детектора движений и биологических форм во все режимы, привстал.

– Пока один в машине. Скотины тут достаточно, еще живой, желтым подсвечивает. Непонятно.

– Чего ждем? Думаешь, он нас не видит? – спросил Сагитай.

– Командуй, – спокойно предложил Яков, отодвигаясь чуть в сторону, словно открывая дорогу.

– Пошли, вытащим его, – сказал Сагитай. – Еще за рулем у тебя гнуса не хватало.

– Товарищи… э-э-э… бойцы, мы тут вас подождем, – слабо предложил дед.

– Нельзя, отец. Только возле нас живыми будете. Не дальше трех метров. Это гнус! Понимаешь? Он без защиты тебя и рыжика твоего… – голос Якова, оборвался.

Обычно спокойный и уравновешенный, даже местами меланхоличный Яков занервничал, что не осталось незамеченным для Сагитая. Сагитай вышел и, не скрываясь, пошел к машине. Остальные последовали за ним. В машине, держась руками за руль, сидел лысеющий мужчина с несколькими пятнами на лице и на лысине в изорванном, грязном, некогда голубом костюме с подпалиной почти до дыр в районе левого плеча. Яков остановился в нескольких метрах.