Алекс Мрит - Путь

Он всё больше распалялся, поигрывая ножом и угрожающе зыркая глазами. Он разозлился, поливая меня грязью и запугивая изощрёнными угрозами, но не сокращал дистанцию, выжидая момент. Опытный бандит, пытается сломить волю или заставить занервничать, выжидает подходящего момента. Между нами было метров пять. Он протянул руку и взял стоящие у стены вилы. Не мешкая я бросился к нему бешено вращая нунчаками. Парень метнул в меня нож. Я дернулся в сторону и нож вскользь ударив по ребрам отскочил в сторону. Он бешено оборонялся, стараясь ткнуть мне вилами в живот. В голову, по рукам, по ногам. Свист нунчак и стук дерева о дерево. Один раз вилы зацепили меня, разорвав рубашку и поранив живот. Боль и кровь разозлили меня. Сознание вышло из-под контроля, взвинченное оскорблениями подонка. Скорость ударов возрастала. Резко оттолкнувшись я крутанулся назад и с разворота обрушил удар на его голову. Несмотря на мощный удар и характерный звук столкновения с черепом, он устоял и принялся бить куда придётся вилами как палкой, зажав их двумя руками. Его обуревала дикая ярость и он готов был разнести что угодно и разгромить кого угодно. Вилы угрожающе сверкали. Но он заметно покачивался и с координацией у него было не в порядке. Я уворачивался, стараясь не попасть в зону поражения. Уклоны, развороты, отскоки, удар, ещё удар, вертушки. Точный удар достиг цели, попав по пальцам руки. Противник взвыл от боли, перехватывая вилы в здоровую руку и сыпля проклятиями. Этого хватило, чтобы осыпать его точными сокрушительными ударами. Последний разрушительный удар, который я отрабатывал годами на деревянных чурбаках и досках. Он упал, залив пол кровью. «За всех тех, кого вы здесь порешили. Теперь пролилась ваша кровь» – подумал я и пошёл к Серёге. Он несомненно был жив, от такого удара не умирают. Я взял в руки его топор и замахнулся. Вдруг Серёга открыл глаза. В них была печаль и отрешённость.

– Не надо, не убивай, – прошептал он, глядя на меня

Я опустил топор. Я не мог его убить вот так, хладнокровно, глядя в глаза. Я не палач! Он пошевелился и попробовал привстать. Злость вновь накатила на меня. Я принялся бить своего врага по лицу, разбивая в кровь губы и ломая зубы, но быстро остановился, взяв себя в руки. Нет, надо остановиться. Я пошёл к выходу. К радости освобождения примешивалась горечь произошедшего. Я не хотел ничьей смерти. Даже этих жестоких убийц, для которых человек лишь кусок мяса. Оставался ещё один в машине…

Пошатываясь я подошёл к большому проёму из которого лился свет нового дня. Я облокотился о косяк, собираясь с силами и готовясь выглянуть наружу. Надо было понять, в какую сторону лучше идти и где может подстерегать опасность. Вдруг совсем рядом послышались голоса. Они двигались в мою сторону.

– Что они там копаются!? Опять не могут решить, кому кабанчика колоть, – раздался сердитый хриплый голос.

Второй голос что-то буркнул в ответ. Совсем рядом раздался шелест травы и звук сапог по нахоженной тропинке. От резкого удара чем-то металлическим по стене я отпрянул в сторону.

– Эй, бандюки, что вы там делаете? Мясо готово? Зверьки уже на клетку бросаются, жрать хотят. Начнут драться, шкурку попортят! Начальство всех вздрючит! – проорал первый.

– Им то что, – пробурчал второй.

Я оглянулся по сторонам, ища откуда можно было бы выбраться. Окна слишком маленькие. Второго выхода не было. Закуток не спасёт – они туда сунутся в первую очередь. Уже понимая, что мясо просто так не сдастся. Едкий запах дешёвого табака ударил в нос. Времени медлить не было и сложенные нунчаки мгновенно оказались в руке. В проёме появилась крепкая фигура щурящегося человека. Он пытался разглядеть что творится внутри и не сразу разглядел лежащих на полу товарищей. Сделал шаг внутрь и тотчас же получил свободным контеем (одна из палок нунчаку) по лицу. Мужик чертыхнулся и отпрянул в сторону. Удар вышел не очень сильным, и он скорее испугался, чем получил серьёзную травму. Я бросился вперёд, проводя свистящие хлысты и меняя направления движения. Он прикрыл лицо руками и сжал кулаки, отступив назад. Я быстро присел и нанёс несколько сильных хлыстов по коленям, а затем с разворотом по корпусу и погасив ход свободной рукоятки взметнул нунчаки вверх и обрушил удар на голову согнувшегося мужчины. Что-то быстро мелькнуло около моего живота, и я инстинктивно сделал движение, отбивающее удар. Кость руки ударила по дереву, отводя удар вниз и в сторону. Резкое онемение кисти, но это нечего. Надкостница набитая и накатанная выдержит и не такое. Рука не сломается. Они все здесь с вилами что ли ходят? Вилы вновь бешено тыкались в моё тело. Адреналин всколыхнул сознание и заставил мгновенно мобилизоваться. Я уворачивался. Соперник молча наносил удары, целясь вилами то в лицо, то в живот. Стойкий запах табака бил в нос. Взгляд водянистых глаз любителя выпить настороженно скользил по моему лицу. Я вновь оказался в здании, ступая по полусгнившей соломе и неровному земляному полу. Уворачиваться, уворачиваться. Нет, хватит. Отскочив в сторону, я поднял нунчаки вверх, натянув верёвку. Резкий удар вилами в живот был мне ответом. Мужик наклонился вперёд вслед за ударом. Движение корпусом в сторону и острие вил разорвало мою куртку с футболкой, немного зацепив живот. Тычковый разрушающий удар укол выстрелил ему в лоб. Глухой звук удара тотчас же известил о том, что удар выполнен на отлично. Я пытался восстановить сбившееся дыхание, жадно глотая воздух. Дыхалка всегда была моим слабым местом. Не могу выдерживать длинные спарринги – максимум полторы минуты интенсивного боя и начинаю хватать ртом воздух. Последствия многочисленных бронхитов и воспаления лёгких перенесённых в детстве и юности. Плюс искривление носовой перегородки в следствии одной из травм. Я приподнял разорванную одежду. На животе виднелись тёмно-красные следы от вил. Сняв с одного из лежащих людей куртку, я набросил её на плечи. Выглянул наружу и осмотрелся. Строения, поросшие травой пустыри и местами поломанный забор. Грузовик неподалёку. Несколько жилых срубов. Пара пасущихся лошадей. А вот и привезшая меня машина. В ней кто-то сидел. Отсюда было непонятно, куда смотрит сидящий внутри. Я выскользнул наружу и пригнувшись двинулся в противоположную от машины сторону. Территорию фермы удалось покинуть беспрепятственно, не встретившись больше не с кем. Всех зверьков я выпустил из клеток на свободу. Пусть сами ищут себе пропитание на воле…

Я проспал почти сутки, хотя это состояние правильнее было бы назвать забытьем, провалом в сознании. Какие-то обрывочные образы, не стыкующиеся между собой сплетения воспоминаний и нереальных сюжетов, в которых неизменно присутствовали боль, угроза и насилие. Приходил в себя от резкой боли в рёбрах при попытках перевернуться на другой бок. Голова тоже не отставала – создавалось впечатление, что она была наполнена чем-то тяжёлым и переливающимся. При движении головой начинала слегка подрагивать и вращаться перед глазами, но уже не так сильно, как в первый день. Я с трудом добирался до туалета. Помочь мне было некому. За годы занятий карате приходилось сталкиваться со сломанными рёбрами, поэтому и сейчас смог оказать себе первую помощь – стянуть грудную клетку простынёй. На выдохе связал концы – и всё, дальше живи как сможешь, пока рёбра не срастутся. Спать только на спине, каждое движение – резкая боль. Но нечего, это пройдёт. К тому же, это не перелом, а трещина. Я нащупал место, где ребро надломилось от удара, но не сломалось полностью. Хорошо, что этого не случилось, тем более там, на ферме, а то топор мясникам мог бы и не понадобиться. Больше волновала голова – очень сильно болела и кружилась. И тошнило. Сотрясение мозга, но не серьёзное. В одном месте был здоровенный кровоподтёк, а в другом похоже треснула кость. В целом же вся голова была сплошной болячкой. Всё нормально – меня не съели и не убили, а значит жизнь продолжается. Та ночь была бурной, давно такого экстрима не было – со времён середины девяностых. Я вёл достаточно спокойную жизнь полную суматохи на работе, но далёкую от убийств и грабежей. Криминальные события меня не интересовали и обходили стороной. Всё это происходило с кем-то другим. Мне приходилось махать кулаками и нунчаками не только в спортзале. Случалось, драться в ночных клубах, на дискотеках. С пьяными отморозками, гопниками, мелкой братвой и прочими подобными типами, которые в принципе серьёзной опасности не представляли. Бывало, выручал ребят на работе – ездил на разборки с дворовой братвой (так и не понял, почему эти обычные уличные хулиганы себя так называют, ведь они такая же братва, как я мэр города), которые обычно угрожали, орали, пугали своими связями с авторитетами. Эти разборки обычно не заходили дальше выбитых зубов и синяков. Подчас после нудных длительных выяснений, объяснений и разруливания однообразных взаимных претензий, повторяющихся по кругу, всё переходило в дружеские отношения. Но это ведь всё не криминал! А то, что происходило на той ферме никак не укладывалось в голове. Слишком низко и цинично было творящееся там. Они ведь реально скармливали людей пушным зверькам, и я чуть не стал для них пищей. В городе периодически ходили слухи о людоедах. Иногда их ловили и сажали. Заголовки местных газет пестрели всевозможными дикостями. Телевидение тоже не отставало. Сюжеты о продаже людей и даже детей на органы, причём весь механизм отработан и отлажен с надёжной «крышей», к которой не подкопаешься и не подберёшься. Люди, находящиеся годами и десятилетиями в рабстве, подвергаемые унижениям и побоям. Маньяки с жуткой жестокостью убивающие людей. Местная полиция пытает и подвергает изощрённому насилию людей не хуже садистов – гестаповцев. Но всё это воспринималось мной отстранённо, как в художественном фильме. Такие вещи всегда происходят с кем-то другим. Оказывается, никто в этой суровой реальности не застрахован не отчего. Реальность многогранна и не предсказуема. В этой реальности всё переплетено и всему найдётся место – хорошему и плохому, жестокости и добру, любви и нежности, а также подлости и ненависти. И с кем что произойдёт никому кроме Господа не известно.