Ольга Колодзейская - Театральный кошмар. Несколько дней из жизни начинающего драматурга

Я промучилась так допоздна и голова моя отяжелела. Я открыла глаза и поняла, что не чувствую собственной шеи. Стрелки часов давно миновали полночь, я встала и направилась в спальню. Мой взгляд застыл в большом зеркале. Я, было, разозлилась на себя за след от ручки на щеке, но меня клонило ко сну и я решила, что шариковая отметина поживет со мной до утра.

Квартира моих друзей очень большая, не то, что моя. Как говорила моя бабушка «в такой квартире в футбол играть». Если оставить открытой дверь шкафа в прихожей, то она, прихожая, выглядит как отдельная комната. Второй коридор, поменьше, ведет в широкую кухню с длинным столом буквой «Г», большая часть которого расположена вдоль окна. Мои друзья очень гордятся собственным дизайном, который, на мой взгляд, имеет свои недостатки. Напротив места в букве «Г», в самой короткой ее части, находится буфет и если обе дверцы навесного шкафа открыть, то человека, сидящего на этом месте, заметить просто невозможно. Не знаю, был ли то умысел или это просто первый дизайнерский опыт, но квартира напоминала о таких ошибках повсеместно. Проектируя свою квартиру, мои друзья, видимо, не подумали о принципе зонирования и удобная большая гостиная стала маленькой и несуразной. Книжный шкаф и кресло находятся сразу за дверью. Там же располагается столик и небольшая тусклая лампа. Днем, когда лампа выключена, заметить человека в этом укромном уголке нельзя. Таких тайных мест квартира содержит достаточно. Перед дверью спальни, например, стоит полураскрытая ширма и отодвинутая ее часть отражается в зеркале.

Было около трех часов после полудня, когда я нехотя открыла глаза. Солнце освещало комнату и я лениво потянулась. Во всем теле еще царствовала сонная слабость. Не знаю почему, я вспомнила о блинчиках. Я отчетливо представила тысячи аппетитных дырочек, выпускающих ароматный пар. Я лежала в теплой постели и мечтала. Мне представлялась большая тарелка с толстой горкой золотистых блинов, на поверхности которых блестело и переливалось растопленное масло. Запах кофе так резко ударил в ноздри, что я набралась всей решимости, какую могла собрать в уставшем теле и опустила на пол ватные ноги. Лодыжки налились тяжестью, я сделала усилие и встала. Перебирая босыми ногами, я шла на кухню, натягивая на ходу любимый старый халат. Понимая разницу между «встать» и «проснуться», я плелась на кухню с закрытыми глазами. Эти несколько шагов, казалось, длились дольше обычного. Переступив порог кухни, я была почти уверена, что сплю, настолько ярко запах вожделенных блинов окутал меня. Вспоминая о собственной неуклюжести, что преследовала меня с детства, я заставила себя открыть глаза. Я знала, что если усну и упаду, то синяки и ссадины еще долго будут напоминать о себе. Я нащупала табуретку и села. Теперь я окончательно открыла глаза и первое, что предстало перед моим взором была тарелка, полная блинов. Да, на столе стояла та самая тарелка, что померещилась мне еще в спальне, с широкими крыльями, на которых распластались с десятка два ярко-золотистых блинчиков, они дразнили мой аппетит, поблескивая маслом. Что бы вы сделали на моем месте? Отказались от завтрака, точнее уже обеда? Вот и я, нет. Я инстинктивно отхлебнула кофе из большой чашки. Кофе с молоком и сахаром, именно так, как я люблю. Я ела блины, щедро промазывая сметаной каждый, откусывала масляную мякоть и запивала любимым кофе, шумно отпивая. Очень люблю обедать или завтракать дома или вообще в одиночестве, когда могу обойтись без лишних условностей и церемоний. Солнце заливало светом все пространство кухни. Я закончила трапезу, подняв глаза, просто остолбенела. В дверях стоял Мефистофель. Да, тот самый герой моей пьесы, чей образ накануне никак не хотел получаться. Ну что вы, мне ли не знать его? Он был в точности такой, каким я представляла его, работая над текстом пьесы. Высокий и худой, с рыжим ежиком на голове и небольшой бородкой, он не был одет в свой полосатый костюм. На нем были какие-то черные брюки, белая футболка и фартук. Его лукавый взгляд буравил меня насквозь.

– Доброе утро – сказал он. – Вкусно?

Я молчала, словно мой язык вдруг приклеился к небу. Посмотрела бы я на вас, окажись вы на моем месте! Он улыбнулся, ничего не сказал и ушел мыть посуду. Я сидела как каменная. Не помню сколько это продолжалось, пять минут, больше. Мефистофель здесь! Он вернулся, бережно снял фартук и сел рядом.

– Что, не получается пьеса?

Голос его звучал ровно, но в этих нотках я расслышала явную заинтересованность. Да, это был он, понимаете, он! Я никак не могла прийти в себя. Он был точно таким, каким я представляла его. Я смотрела на моего персонажа, если теперь уместно так о нем говорить, и одна мысль вертелась в моей голове. «Как его называть? Как правильно к нему обращаться, на «ты!» на «вы»? В голове молниеносно проносились идеи, но их пришлось отвергнуть сразу, всех до единой. Никакого мессира или князя тьмы, ну ее, эту булгаковщину. «Боже – думала я в перерывах между потоками бешеных мыслей, сменявших друг друга в моей голове. Когда внутри меня пронеслось первое «боже», Мефистофель повернулся, поднял бровь и удивленно посмотрел на меня. Я дождалась, когда он отвернется и тихо вышла из кухни. Точнее, мне хотелось выскользнуть тихо и незаметно, но ноги меня не слушались и я прошлепала громко наступая, походкой гиппопотама.

Оказавшись в спальне, я сидела в состоянии полной прострации. Я даже не подумала закрыть за собой дверь. Мысли гудели в голове и мой череп готов был расколоться надвое. Я сидела, уставившись в одну точку. Как будто там, в этой злополучной точке был сосредоточен ответ на все мои вопросы. Не отрывая застывшего взгляда, я нащупала плащ. Ключ по-прежнему лежал в моем кармане. Способность мыслить постепенно возвращалась, но логика явно запаздывала. «Что это, розыгрыш? А что, если попросить этого гражданина показать паспорт?» При слове «гражданин» надо мной нависла тень Булгакова и мне стало не по себе. Где ее носит, эту чертову логику? «Ладно, хорошо, а как же блины?» Ответа не было. Телефонный звонок заставил меня подпрыгнуть. Звонили друзья-москвичи.

– Как ты? Пишешь? – голос в трубке стрекотал, выдавая тысячу вопросов.

– Нет пока, голова болит.

– а, магнитные бури, пройдет. Напеки блинов, старое средство, помогает.

Я поспешила закончить разговор и вернулась к своим мыслям. Невидимая тень Михаила Афанасьевича застыла в воздухе. Я попыталась взять себя в руки. Слово «боже» уже норовило по-хозяйски распространиться в остатках моего сознания, но отскочило, стоило мне вспомнить удивленный лукавый взгляд Мефистофеля. Мысль о проверке паспорта прочно засела в мозгу. Я прислушалась. Стояла звеняща тишина. Я прокралась в коридор и, не зажигая лампу, стала шарить по стене. Еще раз прислушалась. «Будь, что будет!» Я резким движением дернула выключатель и поняла, что вся моя конспирация была напрасна. На вешалке висела только моя собственная куртка. Осмелев окончательно, я пришла на кухню. Стол блестел чистотой, посуда была на своих местах. Часы мерно отсчитывали секунды. Я обошла всю квартиру, никого. Я открыла аптечку и принялась мерять температуру. Я поймала себя на мысли, что совершенно не понимаю своего состояния. Посмотрев на градусник, я обомлела. Внутри него, там, где должен находиться ртутный столб, было пусто. Холодный пот прошиб меня до костей. Я поднесла пустую стекляшку к свету, столба не было. Да, это вам хорошо сидеть дома, на теплом уютном диване и рассуждать, а я в тот момент ни на какие рассуждения была не способна. Все тело стало ватное и какое-то невесомое. Все земное куда-то ушло, улетучилось. Я не приняла душ и не почистила зубы. Я лежала под одеялом, стараясь расставить все по местам, но тщетно. Мои мысли, как большие неуклюжие медведи, толкаясь и сбивая друг друга, медленно бродили в моей голове.