Ирина Енц - Изумрудная быль тайги

– Никто никуда не идет. Ни у одного из вас нет компаса в голове. И существует много, очень много шансов, что тот из вас, кто пойдет, обязательно заблудится. Я не могу идти, потому что вы не знаете трав и не можете лечить раненного. А без этого он просто умрет. И вообще, разделяться в тайге – не самая лучшая идея. Здесь выжить можно только вместе. Поэтому, я думаю, что самым разумным будет остаться на один день здесь. Я думаю, что мне удастся сбить жар у него за сутки. А там видно будет. А теперь давайте все спать. День был не самым легким. Дежурим по графику, как и в прошлую ночь.

Андрей расхохотался в голос.

– Сказала, как припечатала. А мы тут глотки рвем…

Серега хмыкнул:

– Дежурим как в прошлую ночь? Здорово! Тогда все спят, а ты нас опять караулишь. Ты что, думаешь, что ты из железа?!

Он начинал злиться.

– Да нет, Сереж, я не из железа. Но сегодня у нас на руках раненый. Я так и так спать не буду. А потом меня Наталья сменит. Тогда я вас кого ни будь разбужу. Не волнуйся, всем хватит.

Я попросила, чтобы раненного перенесли ближе к костру. Ребята натаскали лапника с папоротником и устроили пилота поудобнее. Вадим принес мне воды в туеске. И все пошли в шалаш спать. Я осталась сидеть у костра одна. На меня вдруг накатила такая волна отчаяния и безнадежности, что я чуть не завыла в голос, как волк. Они все верят мне, они все надеются на меня. А я не могу, ничего не могу! Я боюсь, боюсь так, что готова ринуться в тьму ночи не разбирая дороги! От собственного бессилия я хотела кричать, плакать, впасть в истерику, спрятаться в глубокую нору, как затравленный зверь! Я закусила губу так, что почувствовала во рту соленый вкус собственной крови. В голове стоял туман. Я не могла думать. Страх и отчаяние заполнили меня до края, грозя утопить в своих мутных водах. Я уже начала захлебываться их зловонной жижей. И крик, порожденный этим ужасом, уже был готов вырваться, чтобы заполнить все пространство вокруг меня. И тут я, почти не понимая, что делаю, схватила ладонью горящую головню из костра. Боль хлестанула меня, как цыганским бичём, заставив вскочить на ноги. Ладонь сразу покрылась волдырями от ожогов. Я сразу пришла в себя. Черт! Что я вытворяю! Нашла время для своих истерик! Дойдем домой там блажи, сколько хочешь. Я была зла на себя. И эта злость помогла мне взять себя в руки, успокоится. Я выпила холодной воды из туеска и окончательно пришла в себя. Нужно заниматься делом. Человек рядом со мной умирает, а ты решила бояться! Сначала выполни, что должна, а потом бойся, сколько хочешь! Я взяла котелок и подошла к лежащему. Напоив раненого отваром клюквы, я села рядом с ним и положила его голову себе на колени. Я постаралась отключить свое сознание от окружающего меня мира. Попыталась прогнать из головы всякие мысли. Положив руки ему на горячий лоб, подняла свою голову к звездному небу. Звездный свет вошел в меня и заполнил собой все мое сознание. Он был чистый, белый и прохладный. Я мысленно послала его исцеляющие лучи в человека, голова которого лежала на моих коленях. Я стала с ним одним целым. Его боль стала моей. Она раскаленным железом пронзила мое тело. Я сцепила зубы чтобы не закричать. Меня начало лихорадить. Голова закружилась и мне пришлось закрыть глаза. Я постаралась принять эту боль. Не сопротивляясь ей. Пропустить ее в себя, сжиться с ней. Я заговорила с ней, как с живым существом. Не стало времени, не стало всего окружающего мира. Остались только мое сознание и боль. Я плыла в каком-то серебристом тумане, и волны боли перестали захлестывать меня. Из бушующего яростного потока она постепенно превратилась в тихие спокойные волны медленной реки. Эти волны стали меня убаюкивать и уносить куда-то, в какое-то далекое ничто. Я очнулась от прикосновения чьей-то руки. На коленях возле меня стоял Игорь и держал меня за руку. Щеки мои были мокрые от слез. В голове звенящая пустота. Меня трясло мелкой дрожью. И я стала бессильно соскальзывать в благословенную темноту.

Очнулась я от тепла солнечного луча на моем лице. Я испуганно открыла глаза и попыталась быстро встать. Но тут же упала обратно на подстилку. Сердце забилось пойманной птицей у самого горла. А голова кружилась так, что я не могла понять, где в этом мире верх, а где низ. Я чувствовала себя опустошенной и разбитой. Как будто попала под колеса локомотива. Все тело болело. Тут же чьи-то заботливые руки приподняли мне голову, и я почувствовала на губах прохладу ароматного травяного настоя. Сделав несколько глотков, я открыла глаза и увидела над собой сияющее Наташкино лицо. Она смотрела на меня и повторяла, как заведенная: «Он очнулся, жара нет. Он очнулся…» Я не сразу сообразила о ком она говорит. Сознание ко мне возвращалось очень неохотно. Когда до меня наконец дошел весь смысл ее слов, я опять попыталась встать. Наталья встревоженно затарахтела:

– Лежи, лежи. Тебе покой сейчас нужен.

Я не стала сопротивляться, только попросила ее рассказать, что произошло. Она склонилась надо мной и начала рассказывать чуть слышным шепотом. Сначала ребята услышали, как я стала стонать. Игорь вышел посмотреть, что происходит. Я сидела на корточках. Голова раненного пилота лежала на моих коленях. Мои руки лежали на его голове. Я раскачивалась из стороны в сторону и что-то тихо и быстро говорила. Потом замолчала и застонала. Глаза были закрыты, а из-под ресниц текли слезы. Ребята испугались. Никто не понимал, что происходит. Меня окликнули по имени, но я не отзывалась. Тогда Игорь сел рядом и взял меня за руку. Это продолжалось около двух часов. Потом я резко очнулась. А потом потеряла сознание. Меня уложили у костра, и Дед всю ночь до самого утра просидел рядом со мной. А раненный пилот вдруг пришел в сознание и попросил пить. Наталья напоила его опять клюквенным отваром, и он уснул. Жар прошел. Он спал спокойно и дышал ровно. Никто в эту ночь не спал, кроме меня и раненого. Утром Саша сварил похлебку из оставшихся корней и банки тушенки. Пилот, которого звали Алексей, с большим аппетитом поел и опять уснул. А теперь мальчики пошли на заготовку дров и на поиски чего ни будь съедобного. Саша сказал, что здесь должны быть грибы. В общем, жизнь налаживалась. Только за меня все сильно испугались. Но теперь я пришла в себя и все будет хорошо. Выслушав это странное повествование, я немного успокоилась. Все под контролем. И я могу еще немного поспать. Наташка принесла мне немного супа в котелке. Но есть я не хотела. Только попросила еще немного травяного отвара. Выпив залпом целую кружку сладковатого чая, я откинулась на душистый папоротник и сразу же провалилась в сон.

Я стояла на высокой сопке. А подо мной плескалась тайга. Ветер ласково обдувал мое лицо. Вдалеке тугим синим клубком собирались лохматые тучи. Приближалась гроза. Воздух пах озоном и смолистой свежестью. Молнии вспыхивали в этой синеве и уже было слышно голодное урчание громовых раскатов. Я любила грозу, она меня завораживала. Внезапно я почувствовала рядом с собой чье-то присутствие. Я оглянулась и безо всякого удивления, очень близко увидела его. Старик стоял рядом со мной и порывы поднимающегося ветра развивал его седые волосы. Он повернул ко мне голову, и я увидела его глаза. Они были зеленого цвета с желтоватой каемкой у самых зрачков. Как у рыси. И своим тихим шуршащим шепотом он сказал: «Молодец, девочка. Идите, как решила. Только в болото не суйтесь. Гиблое оно». Потом, немного помолчав, продолжил: «И не торопись. Не принимай поспешных решений. Опасно это». Он еще немного постоял рядом со мной. А потом стал спускаться с сопки, тяжело опираясь на свой посох. А я беспомощно смотрела в его удаляющуюся спину и опять не смогла ничего сказать. А тем временем, гроза подобралась совсем близко. Огненная стрела ударила в одинокую ель на самом краю вершины, расколов ее надвое. Дерево вспыхнуло, как огромный факел. Землю тряхнуло ударом грома. Звук эхом разлетелся на всю округу. И хлынул дождь. Он погасил горящую ель. Я подставила лицо его хлещущим струям, впитывая в себя каждой клеточкой бешеную силу грозы.