Йон Айвиде Линдквист - Икс. Место последнее

Сроки строительства спорткомплекса и футбольного поля тоже сдвинули на несколько лет, и, вопреки надеждам архитекторов и строителей, Сарай в целом не стал привлекательным местом жительства. Можно даже сказать, он снискал дурную славу. Многочисленный хор критиков, действовавший несколько лет назад, воспрял духом и задудел в трубы.

Вышла серия статей, в которой описывались задержки и связанные с ними дополнительные расходы, а в качестве иллюстраций прилагались фотографии ям с грязью в северной части комплекса. Название «Сарай» теперь ассоциировалось с провалом и модернистской нищетой.

Постепенно достроили и северный квартал, и, чтобы компенсировать задержки, а может, ради пиара, там построили самую большую в Швеции детскую площадку во дворе жилого дома – Полянку. Все, что только могли пожелать дети, здесь было в двойном, а то и тройном количестве. На площадку специально наняли двух постоянных смотрителей. Газеты не могли обойти вниманием такое событие, и лицезреть это чудо явились жители со всего Стокгольма.

Несмотря на все усилия, в начале семидесятых многие квартиры еще пустовали, и следующая важная перемена произошла в связи с государственным переворотом в Чили. Ту же роль, которую финны играли в южной части Сарая, в северной сыграли чилийцы. Когда они здесь освоились, район стал более популярным среди жителей из других латиноамериканских стран.

Выходцы из Финляндии и Чили все еще составляли меньшинство, так что не будем преувеличивать их влияние. Однако и игнорировать его не стоит. Во все времена и на любой территории люди склонны к размежеванию, ухватиться за свои особенности и противопоставить «нас» «им». Два квартала отличались манерами, сленговыми выражениями и видами бизнеса.

В середине девяностых разобщение зашло так далеко, что родители из южного квартала опасались пройти триста метров до уже пришедшей в упадок, но все еще симпатичной Полянки. И довольствовались обычной площадкой в собственном дворе. Иногда случались стычки между молодежными компаниями из обоих кварталов.

Возможно, все сложилось бы иначе, найдись какой-нибудь внешний враг, скажем, банда маргиналов из соседних районов, которая бы не поленилась являться сюда и затевать разборки. Тогда, вероятно, жители смогли бы сплотиться, чтобы защитить честь Сарая от сброда, но этого не случилось. Сарай жил своей жизнью, и за неимением внешней угрозы люди создали собственную изнутри.

В 2016 году, когда началась эта история, ситуация была относительно тихой: Сарай смирился со своей участью. Баталии восьмидесятых и девяностых превратились в мифы, и лишь редкие стычки нарушали покой среди ветшающих зданий. Государство выделяло деньги на обширные ремонты, но Сараю они не пошли на пользу. Съемные квартиры превратились в кооперативные, но цены на них, по сравнению с другими похожими районами, оставались самыми низкими.

Фасады, конечно, перекрасили, в подъездах поменяли замки, но от запаха это ведь не спасает. Даже если закрыть глаза на плесень и сырость, квартирный спекулянт не сможет не уловить запах усталости материала, пропитавший все помещения, словно они вот-вот рухнут и потому вызывают примерно те же эмоции, что и прокисшее молоко. И даже если забыть о запахе, останется ощущение : «Ну уж нет, здесь счастья точно не наживешь».

В заключение скажем несколько слов о пустом пространстве в центре четырех зданий, которое, кажется, разглядел наш астронавт. Это площадь. В народе ее прозвали Убогой, и в данном случае надо отдать должное людской мудрости.

Урбанисты и архитекторы обожают понятие «естественное место встречи» – именно так и задумывалась площадь. На эскизах пятидесятых годов довольные люди прогуливаются там с покупками в руках, беседуют, сидя на скамейках, или наслаждаются солнцем в открытом летнем кафе. Задумка не удалась, а началось все с ветра.

При планировании и проектировании Сарая учитывали множество факторов. Растительность, траектории движения людей, вид из окон разных корпусов, все, связанное с движением солнца по небу, как будет падать свет – тогда это было важно. Единственное, с чем не считались, – ветер, а если и считались, то ошиблись.

Уже когда каркасы четырех огромных жилых домов были готовы и началось проектирование площади, стало очевидно, что есть проблема. Ветер вырывал из рук чертежи и сбивал временные леса. Каким-то и сегодня не до конца понятным образом топография местности взаимодействует с прямыми углами, которые образуют дома, так что площадь превращается в устье четырех гигантских воздушных воронок. Даже в полный штиль на Убогой площади уж точно будет ветрено.

Из-за постоянного ветра первым делом отказались от идеи летних кафе. Многочисленные скамейки, которые на площади все же расставили, пустуют. Площадь – просто пространство, которое торопятся миновать, ни у кого нет желания там находиться, поэтому она досталась тем, кому некуда пойти.

Фасады усеяны граффити, торговые помещения пустуют, окна в них разбиты и наспех заделаны. Гордый фонтан с эльвой [5] Эльвы – сверхъестественные существа в скандинавских народных верованиях. Часто изображаются в виде женщин в белых одеждах или мерцающих белым светом. верхом на единороге в центре площади давным-давно высох и теперь полон мусора, который со дна поднимает ветер. Фонари по большей части разбиты, и обычно на их починку уходит много времени.

Конечно, люди здесь встречаются, но не так и не в то время, как планировали архитекторы. В закусочной «Габис-Гриль», которая мужественно работает до десяти вечера, окна покрыты толстыми решетками, а в продуктовом магазине «Ика», открытом до девяти, уже несколько лет есть охранник, заступающий на смену с наступлением темноты. В это время покупателей все равно почти нет.

Линус Аксельссон стоял на балконе в квартире, где жил вместе с родителями, на тринадцатом этаже в четырнадцатом подъезде корпуса В. Он взялся за алюминиевые балконные перила, наклонился вперед и плюнул вниз, после чего снова выпрямился.

Вечер, легкий туман, вдали, словно символизируя сказочные возможности, блестят огни Стокгольма. В голову Линусу пришла мысль: « Я здесь король, все, что я вижу, принадлежит мне» , и с его позиции на балконе это действительно звучало убедительно. Подобная мысль посетила его не впервые, а скорее в сотый или тысячный раз. Разница лишь в том, что, если все пойдет по плану, именно в этот вечер у него будут все основания для таких фантазий.

Из гостиной послышался скрежет: мама вывезла папу на место перед телевизором. Линус посмотрел через плечо и увидел, как она блокирует колеса инвалидной коляски, а затем опускается на потертый кожаный диван, который скрипит под ее тяжестью. Линус попытался испытать к ней нежность. Безуспешно. Она – лишь вещь, хоть и более подвижная, чем отец.