Робер Дж. Гольярд - Круг земной

– Нет, не разбойники. Я не смогу объяснить. Преподобный Сигерд сможет, но не знаю, станет ли. Но я знаю, как тебя вызволить, есть один способ. Мне старая Гера подсказала. Надо только, чтоб ты молчал, и мне не противоречил, когда спрашивать будут.

– Ежели и правда вызволишь, то я согласен. Но скажи мне, милая Эирлис, зачем ты мне помогаешь?

Девушка помолчала немного, потом до Родрика донёсся её вздох.

– Так и быть, скажу. Я в ту ночь перед сторхами гадала, и святая Аберта поведала, что тот мужчина, которого первого на обратном пути увижу, мне предначертан.

Родрик поперхнулся остатками пирога.

– Чего?!

– Да. Тебя и увидела.

Родрик ошеломлённо покачал головой. В этой деревне определённо кто не фанатик, тот сумасшедший.

– Сторхи – они плохого не пообещают, – продолжила Эирлис, – стало быть, я тебе верить должна. И вот ещё что: думаю, тебя с утра выведут. Зима уж скоро, медлить нельзя.

– Зима? – недоумённо буркнул Родрик. – Бычий месяц на дворе…

Ответа он не дождался: девушка упорхнула так же неслышно, как и пришла.

* * *

К той цепи, что крепилась к ошейнику, добавилось ещё две, от кандалов на запястьях. Родрик шёл, раскинув руки: другие концы цепей, настороженно на него глядя, держали крепкого вида мужчины. Толпа народа окружала площадь, хмурая и жёсткая; многие сжимали в руках дубинки или короткие рогатины с коваными наконечниками.

Родрика это потрясало. Ладно бы дхарг какой-нибудь или тролль ростом в три человеческих, с зубами, на которых мясо человечье висит – это понятно. Такую тварь на крепкой узде держать надо, но он-то что? Чего они все боятся?

Утро выдалось на удивление погожим; выглядывавший из-за горных пиков солнечный диск немилосердно слепил глаза. Родрик в недоумении щурился на далёкие вершины: Нордмонтские горы он знал хорошо, но это не было на них похоже. «Да и встаёт-то солнце на востоке, – обескураженно думал он, – а Нордмонт – он на севере». Долину, в которой располагалось селение, почти со всех сторон окружали заросшие лесом скалы, высокие и кривые, как если бы в древние времена чья-то гигантская рука струйкой, каплей за каплей пролила на землю мокрый песок, закаменевший уродливыми наростами. Вдали на вершине одной из гор угадывался зáмок, и оставалось только догадываться, каких усилий стоило его возведение. Наверное, баронский.

Родрика подвели к дверям высокого дома, стоявшего отдельно от прочих, и ткнули в спину древком. Родрик едва не потерял равновесие. После дневного света ему понадобилось несколько мгновений, чтобы глаза привыкли к сумраку комнаты.

Зала оказалась обширной, вытянутой в длину, с деревянными столбами, поддерживавшими потолочные балки, тусклыми шпалерами на стенах, и ещё более тусклым светом, еле пробивавшимся сквозь серую слюду окошек. Внутри огромного камина полыхало целое дерево. У стен толпилось дюжины две человек. Вполоборота к камину стояли два трона, точнее, стула с очень высокими спинками; на том, что слева, величественно восседала женщина.

Баронесса была возраста непонятного, но определённо не первой молодости. В платке, обмотанном вокруг головы, плотно к подбородку, прикрывавшем впалые щёки (лицо от этого казалось треугольным), в круглой шляпе, расшитой богатой вышивкой. Её милость сидела прямо, как деревянная, и не отрываясь смотрела на пленника. Глаза у неё были большие, голубые и строгие, окружённые сеточкой сухих морщин. Руки, тонкие и такие же сухие, она бесстрастно сложила на коленях; длинные рукава ниспадали почти до пола.

На другом стуле елозил мальчишка лет десяти на вид: с соломенного цвета шевелюрой, в вычурном кафтане, с настоящим мечом на боку, правда, ещё маленьким. Его ноги, едва достававшие до пола, отбивали нетерпеливую дробь. Юный барон в очередной раз дёрнулся, зелёный с золотом плащ съехал с его плеча, показав вышитый на кафтане герб, и Родрик опять впал в ступор. Он не знал такого герба. На щите Бедвиров был красный единорог на синем фоне, герцога Когара – два золотых льва с лазурными языками, графа Тэлфрина – медведь с суковатой палкой. Здесь же – семь серебряных стрел, перевязанных пурпурной лентой, и с баронской короной наверху – тонким золотым ободком с пятью жемчужинами. «Ах, да, – лихорадочно соображал Родрик, – это же бароны, а стало быть, ни к герцогам, ни к графам они отношения не имеют». Но всё равно: здесь, в северо-западных землях Корнваллиса, не было никаких баронств. Все они – на востоке или юге, в королевских владениях, и тамошние эорлины являются вассалами короля. «Что это за места, матолух мне в глотку?!»

Баронесса едва заметно повела рукой, и почти неслышный гомон присутствующих затих сам собой. Она еле заметно кивнула, и пленника подвели поближе, однако же не настолько, чтобы представлять опасность.

– Если ты истинно человек, – негромко произнесла баронесса, глядя на Родрика, – ответствуй, как зовут, кто твой господин, и как оказался в наших владениях?

Родрик посмотрел ей в глаза. Голос её был тихим и слегка хрипловатым, но совсем не грозным.

– Моё имя – Родрик из рода Оргинов, лордов Харлеха, и я солдат на службе у его светлости Леофрика, герцога Бедвира и властителя всех западных земель.

– Ты лжёшь. Здесь нет никаких западных земель.

Родрик как бы невзначай шевельнул запястьем. Цепь тут же натянулась: те мужчины зорко за ним следили. Но если даже получилось бы вырваться, от такой толпы всё равно не убежать. Что так, что этак: виселица или виселица. Внутри вспыхнула искорка злости. «Гори всё огнём».

– А как зовут ту, кто обвиняет сына лорда во лжи?

В Нордмонте за такие слова, обращённые к любому эорлину, можно было лишиться языка.

Глаза баронессы сверкнули, но ответить она не успела. Из сумрака внезапно вынырнул какой-то старик, одетый в длинную серую хламиду; на шее висела внушительной толщины золотая цепь с медальоном.

– Как смеешь ты, смерд… – зашипел он.

– То есть, почтенный Бревальд, – перебила его баронесса, – вы всё же видите в нём смертного?

– Либо нежить, либо наглый простолюдин, – вызывающе ответил старик, – конец для него один…

– Я поняла вас, уважаемый. Но для нежити и простолюдинов законы разные. Что думают остальные уитаны?

Мудрые, вспомнил Родрик. Уитенагемот. Он так понял, что это что-то вроде регентского совета при малолетнем наследнике. Краем глаза он уловил шевеление сбоку. Повернул голову, насколько позволял ошейник. Растёртая до крови кожа зверски болела, как и ожог на груди. Присутствующие, кланяясь, расступились, и в середину залы гуськом потянулись ещё несколько человек в таких же светло-серых рясах и с медальонами. Двое из них поддерживали под руки высокого старца с клюкой, который шёл во главе процессии. Тот был слеп или почти слеп: из-под невероятно кустистых бровей на Родрика смотрели белёсые глаза без зрачков.