Светлана Люция Бринкер - Исток бесчеловечности. Часть 2. Творец, создай себя

Тролль вылупил ехидные маленькие глазки, косящие из-под косматых бровей. Вся его бобовидная физиономия, сплющенная по направлению к подбородку (будто хозяина в юности надолго подвешивали за челюсти как прищепку для белья), сияла радостью узнавания.

– Ты! – взревел он. – С тебя стих. Оскорбительный. И поучительный. Давай, а то дома останешься.

Штиллер приуныл. Товарищи смотрели на него из вагона. Бретта даже окошечко отворила, не желая упускать ни одного нюанса надвигающегося позорища. Треан округлила рот в неслышном «О!», а малознакомый наёмник Отик поднял кота: тому было плохо видно. Что бы Штиллер сейчас ни продекламировал, глумливого ржания в Гильдии не избежать.

Но пешком идти глуповато. Далеко. Да и холодно.

Ключник уставился мимо тролля на двух гномов-курьеров, без особого труда перетаскивающих тщательно увязанные мешки, каждый вдвое выше обоих. Коротышки нахально пользовались тем, что внимание Машиниста целиком принадлежало Штиллеру, и лезли в вагон бесплатно. Рен вытянул палец в их сторону – и снова опустил. Таких гномов лучше не трогать, убеждал опыт. Курьер сам по себе не представлял серьёзной угрозы, но что потом делать с грузом? В таких огромных, почти незаметно шевелящихся мягких мешках часто сидело нечто чрезвычайно агрессивное, к концу путешествия умудряющееся перегрызть даже заколдованные верёвки.

В соседний вагон без затей торопливо запрыгивали скромно одетые матери с ребятишками. Бросались в глаза небольшие, но безошибочно узнаваемые узелки на одёжке многих малышей. Внезапно жизнь показалась Штиллеру на редкость оскорбительной, но и поучительной тоже. Интересно, удастся ли уложить ощущение в четыре строчки?

– Хе-е! – тролль задумчиво поковырял языком в ухе. – Уж больно мудрено… В Михине сойдёшь.

– Ценители! – ворчал Штиллер, под негромкое похрюкивание спутников усаживаясь у окна. – Критики… на кого ни присядь!

Он нервно подскочил и выковырял из-под себя сплющенного гоблина-подушечку. Сидушка тоже хихикала, но, похоже, просто потому, что умела. Рен, не глядя, бросил её в дальний угол вагона. Оттуда ответили гномы – без особенного воодушевления. То ли умеренно поблагодарили, то ли беззлобно прокляли.

– Не злись, – Бретта похлопала ключника по колену, и кулаки Штиллера, которые он непроизвольно приготовил для следующего насмешника, немедленно разжались. – Он же для неверского состязания ругателей идеек подыскивал, тролль Машинист. Ты тоже можешь выступить. Но там всегда побеждают ведьмы со станции Нигде. Жаль плотву вносить. Ты ж экономный, а? Троллю оомекскому заплатил бы по-простому, по-хорошему… Ладно, нам в Михин и надо, – наёмница нетерпеливо побарабанила пальцами по столу, будто чего-то ожидая.

– Ну рассказывайте же, не тяните медвервольфа за жабры! – наконец не выдержала она. Нежно и опасно звякнули спрятанные лезвия, когда Бретта взмахнула вышитыми рукавами новой тёплой накидки. – Чего секретничать? Работать всё равно же будем вместе!

– Обязательно? – вежливо уточнил Отик, совсем молодой наёмник, новичок, желающий вступить в гильдию.

Мастер Ю поставил кучу нелепых условий. А парень взял да и выполнил все до одного, включая требование помирить сотни лет враждующие кланы ведьм Буролесья. В доказательство успешности миссии привёз оттуда самый обычный с виду клубок ниток да спицы. Непонятно – значит, волшебно и неописуемо мощно, решили все.

Вместо того, чтобы внести добросовестного парня в списки, глава гильдии потребовал «ещё одного дела» в Михине, без которого, мол, и говорить не о чем.

– Необязательно вместе работать, – ответила наёмница, вглядываясь в по-детски наивную физиономию Отика, не замечая и тени насмешки. – Но почему бы нет? Вот Штиллера возьми: он из Михина родом, полезная штука.

– Благодарствую, – ядовито промолвила «штука».

– Ешь на здоровье! – отмахнулась Бретта и снова обратилась к Отику. – В чужих краях можно из-за того, что сморкаешься не по-правильному, задание завалить. А нам этого никак нельзя. Наёмники выполняют, за что берутся. Не справятся – тут и Братству конец. Ты ж мечтаешь присоединиться к гильдии, так оно?

Отик нервно разгладил обеими руками длинные белобрысые рипендамские патлы. «Сама же знаешь!» – говорил напряжённый взгляд новичка, ожидающего подвоха.

– Почему же сразу всему конец, если задание не выполню? – решился уточнить он.

Бретта драматически вздохнула, будто её просили объяснить, отчего у единорога нос спереди, а хвост сзади.

– Закон такой, – авторитетно заявила она. – Один промахнётся – всех неудача настигнет. Потому мы друг другу помогаем. Встречаются одиночки, кто делиться плотвой не хочет, но даже известные жадины, – девушка искусственно громко кашлянула, но слово «Катер!» удалось разобрать, – порой работают с командой. Ты послушай, что про наш последний поход в Лиод рассказывают.

– Бретта и её последний поход! – провозгласил кот, растянувшийся пузом вверх на коленях у Отика. Намекал зверь на непристойнейшую пьесу «Вампир и его последний укус», с треском провалившуюся в столице. С тех пор стало модным насмехаться над гордецами, перечисляющими свои регалии, применяя выражение «Он и его последнее что угодно». Например: «Повар и его последний десерт». Или: «Повитуха и её последний послед». Наёмница шикнула на телепата и погрозила «когтем» – лезвием в постоянной готовности на запястье. Рипендамец строго погладил Базиля, убеждая не отвлекаться от безделья.

Вагон подскакивал и трясся, как рука неопытного взломщика.

– Да не из жадности я, – Отик понизил голос. – Просто дело… незаконное.

– Ух ты, незаконное! – громогласно обрадовалась Бретта. Она растянулась на скамье широко, по-королевски, полулёжа спиной к окну, используя Штиллера как спинку трона и мотая сапогом. – Наконец-то! Давненько моих портретов на воротах гвардейских казарм не висело. Гильдия убийц небось уже забыла, сколько у меня веснушек на носу. Вот чего мне для здорового пищеварения не хватало: соучастия чуток!

Наёмница обвела народ испытующим взглядом, но поддержки не получила и вновь стала серьёзней.