Василий Попов - Мой бумажный демон

– А если вместо меня… – Василий все-таки игрок и знал, когда приходит время доставать козырного туза из рукава, – с тобой будет сумма, позволяющая в мое отсутствие тебе безбедно существовать и в компании своих подруг греться на южном побережье Франции?

– Васссс-илий! – красивый упрек и алчная заинтересованность.

– Так что? Справишься?

– Ну если это только так необходимо для твоей карьеры…

– Договорились.

Василий отправился в душ смывать с тела пот своих ночных кошмаров, с мозга – пот ежедневных его сношений со спутницей жизни.

Директор на ура принял предложение, сделанное Василию, и даже «выписал» приличные командировочные и обещание перспективных подъемов во всем. От объема количества строчек в журнале и оклада до пресловутой карьерной лестницы.

Василий мысленно поставил директора в один ряд со своей красивой и алчной, попросил их склонить друг к другу головы, улыбнуться и сфотографировал сложившуюся приятную для его глаз пару. Затем порвал фото. И раздраженно склеил снова. Все это проделав так же мысленно.

– Василий!? – Директор, видимо, не первый раз обращался к задумавшемуся подчиненному. – Когда едете?

– Все решится сегодня ночью.

– Почему ночью? – встревожился директор и тут же расслабился с пониманием. – Хотя такая персона… Как же иначе? Главное, не забудь: больше снимков! За эксклюзивные фото – эксклюзивные гонорары.

С каждой минутой приближения полночи все тоскливее и тоскливее ныло сердце в груди Василия. Где-то внутри его дрожащим басом поигрывал гобой и контрабас той же басовой струной. Холодный пот эполетами застыл на плечах Василия, требуя к себе почета, уважения и соответствующей отдачи чести.

Словно лишаясь той же чести, кричала красивая в последний предкомандировочный секс. Алчная ее часть, разложив купюры командировочных Василия пред своими голыми ногами, обсуждала по телефону с кем-то из подруг их предстоящий отпуск. Отпуск как отдых от «ничего» и от Василия тоже.

– Надо и ему тоже дать отдохнуть, – вполне откровенно убеждала она свою собеседницу по телефону.

В полночь Василий в панике выбежал из квартиры, абсолютно не понимая, как он встретится со своим компаньоном!

Он едва не сбил пожилого, вечно курящего соседа на лестничной площадке, от которого всегда пахло дешевым табаком и одеколоном из далекого социалистического детства.

– Василий… – услышал он холодящее и далеко не соседское за спиной. – Вы в спешке забыли загранпаспорт.

Остановившийся на лестнице, подняв голову, встретился с хитрым взглядом разноцветных глаз.

– Без этой бумажки, – «шестой» наигранно вздохнул, – пока еще документально весомой, вас не впустят в места, где нам предстоит побывать. Я понимаю: бюрократия и все такое, но тем не менее. И передайте вот… жене.

Он сунул проходящему мимо в руку несколько пачек денег с самой твердой на свете валютой.

Василий смотрел на пачки денег в коридоре, а видел развязно ведущую себя красиво-алчную среди танцующих вокруг нее мужчин в шляпах из времен сухого закона. Горы кокаина, алкоголя и «вовсюда» проникающего разврата.

– Ого, Василий… – Красиво-алчная с пониманием приняла «дары» из его рук. – Ты далеко пойдешь.

Ее мужчина с паспортом, зажатым в руках, словно в зубах, в панике выскочил из квартиры.

*

Полночь была мягкая, как свежескошенная трава. Такая же пахучая и толкающая на сентиментальные раздумья. Луна, словно устав «шляться» по небу, застряла в одном из матовых облаков, монохромно светя в сторону Земли.

Василий сидел рядом с «шестым» на заднем сидении автомобиля, мягко покачиваясь и раздумывая над эпиграфом и началом биографии спутника вообще. Он как-то странно и «предвзято» видел финал произведения о нанявшем его на работу.

«Как, кстати, его…? Шестой, шестой… Как-то бестактно…»

– Грюмо.

– Что? – не понял сначала, не полностью выходя из своих размышлений, будущий биограф.

– Вы можете меня звать Грюмо, Василий! – Он вращал перед собой стеклянную колбу с постукивающим о стекло пожелтевшим свитком папируса.

Вторая часть Василия догнала первую, и они совместно дали возможность для возрождения целостной логики.

– Это тот самый?

– Да, – в свете салона сверкнули гранями бриллиантов сине-зеленые глаза. – Что-то можете сказать о нем?

– Не прочитав? – удивился Василий, словно внезапно выпавшему снегу в июне. – Будет нелепо предполагать… Я ведь лишь посредственный писатель, а не обладатель аналитически-дедуктивных способностей, как пресловутый Шерлок Холмс.

– Да, Шерлок… – Грюмо улыбнулся, сверкнув саблями клыков, словно вспоминая о своем старом друге. – Я дам вам подсказку: здесь есть смысл для одного и полное его отсутствие для другого, это убило многих, и, в противовес, дало жизнь другим. Как и в любой бумаге, в этом есть сила для одних людей, и они остро нуждаются в ней, и наоборот, бесполезность для других, как и для большей части последних ее хозяев этой, в смертельной спешке написанной, очень старой бумаги… Достаточно?

Василий отвернулся в замешательстве, глядя в окно, разыскивая ответ в роще поникших мачт яхт, дрейфующих возле побережья.

– Под это описание можно подогнать любой предмет, – Василий возмутился ребенком, что в магазине незаслуженно не получил долгожданную игрушку. Тут же открыл мини-бар авто и вынул из его ячейки никелированную зажигалку. – Взять хотя бы этот? Для курильщика это явная необходимость, порой прохожим для избежания фатальных финалов уличных конфликтов ее так часто не хватает. Для некурящего это лишь красивая безделушка. И в ней есть огонь, а в определенной ситуации это действительно сила, и наоборот, невостребованна, когда нет нужды. Она зажжет огонь в холодном ночном лесу и спасет вас, но засорится песком бесполезно в дневной пустыне, а ночью, с уходом солнца, опять же…

– Однако, Василий… – с задумчивой улыбкой проговорил Грюмо, выражением сказанного напоминая алчную и красивую. – Однако… Но способна ли она развязать войну и, наоборот, сохранить мир при рассмотрении ее как чего-то символично-значимого?..

– Почему же нет? – Василий, качнувшись мягко вместе с авто на кочке, чиркнул колесом зажигалки, до конца не улавливая смысл в услышанном. – Банальный поджог начал много конфликтов, копните историю, Грюмо!

Грюмо, видимо, на той же кочке качнувшись, отклонился от собеседника. Василий, повернувшись к нему, увидел блеск глаз, сине-зеленой ненавистью смотрящих на огонь. Так смотрят на врага. Совершившего героический подвиг. Взятого в плен и обезоруженного. Но еще не обескровленного. С ненавистью и крайней степенью восхищения в один и тот же момент.

– Мало… – Василий погасил огонь зажигалки и зажег его снова, искря колесом и кремнем.