Т.Е.Д. Клайн - Церемонии

Кэрол пошла следом за ней к центральной стойке. За их спинами во дворике неслышный ветер принялся играть ветками и срывать листья с молодых деревьев. Мимо окна танцуя пролетело что-то белое. Ветер поднял с земли под кустом груду изящных перьев с окровавленными кончиками.

Небо над водой расписано золотом и охрой. Вода светится более темным красным. Вверху и внизу плавает по половинке бледной луны.

Старик шагает на юг вдоль реки, крепко зажав под мышкой старенький кожаный портфель. Время лежит в его руках как игрушка. Старик задерживается лишь на секунду, чтобы насладиться симметрией: половинка луны в вечернем небе – и ее близнец, отраженный в водной зыби. Две скорлупки разбитого яйца, которым никогда уже не воссоединиться вновь.

Воистину, это знак, примета Могу'вул. Скоро яйцо будет разбито, и зверь пробудится.

В воздухе у Старика над головой вопят и ныряют белые тени. Над угольно-черными крышами вдоль берега носится эхо. Старик поворачивает и идет на юг. Улыбается, не обращая внимания на тоскливые крики. Короткие ноги не могут нести его достаточно быстро, но он никуда и не торопится.

Слева на город наступают тени, и на темных силуэтах домов загораются освещенные квадратики окон. Стекла на верхних этажах еще отражают солнечный свет. Справа, в золотых колоннах лучей, пронизавших полосу облаков, горит река. Далеко за чередой низких холмов фермерская община готовится к посеву; мужчины и женщины послушно следуют обычаям клана, читают бестолковые молитвы, возносят хвалы своему глупому богу – невидимые на расстоянии, но такие близкие, что Старик слышит каждый их вздох. Куда ближе, вдоль дальнего берега высятся вполне видимые нефтехранилища и фабрики, и луна над ними – недоступная, чужеродная, невозмутимая – сияет все ярче с каждой минутой.

Старик переводит взгляд на парочку, бесстыдно обнимающуюся на бетонном блоке над водой, потом на несуразного бегуна и маленькую белую собачонку, которая носится по траве. Он с удовольствием заманил бы ее на шоссе, но знает, что сейчас не время. Его ожидают куда более важное дело и цель: необходимо быть рядом, скрываться среди теней, когда мужчина и женщина покинут место своей второй встречи.

Женщина оказалась настоящей находкой. Что за жадная сучка! Старику пришлось немало потрудиться, освобождая место в библиотеке и пристраивая ее, но дело того стоило. Она – само совершенство. Возможно (Старик улыбается), стоит отправить монастырю Святой Агнессы пожертвование!

Разумеется, эта потаскушка-соседка может стать помехой… Но в сравнении со всем, чего он добился сегодня, она не кажется таким уж серьезным препятствием. Первая встреча состоялась, и интервью прошло по плану. Актеры выбраны, громадный механизм приведен в движение.

Старик идет по тротуару, помахивая портфелем. Мимо неразличимой струей несется пятничный поток автомобилей. Нелепый человечек смеется высоким стариковским смехом. Ини, мини, майни, мо. Как же просто все оказалось!

Фрайерс в пятый или шестой раз посмотрел на часы в задней части аудитории и наконец поддался горечи, с которой больше не мог совладать. С восьми часов прошло уже больше двадцати минут, он тянул вступление сколько мог, и студенты начинали терять интерес, но худенькая рыжеволосая девушка из библиотеки так и не появилась. Видимо, она ему только подыгрывала… Но Фрайерс был так уверен, что ей понравился! И ее интерес был тем более приятным из-за того, что она явно старалась его скрыть – в отличие от женщин, которых он встречал на занятиях. От их соблазнительных манер он чувствовал себя ужасно старым, хотя они и были его ровесницами. Даже худоба девушки была привлекательной, как будто каким-то магическим образом она могла компенсировать его лишний вес. Сегодняшний показ казался Фрайерсу отличным поводом снова повидаться с новой знакомой. Но, судя по всему, он ошибался; она не пришла. Ярко освещенная большая аудитория была наполнена почти под завязку, но мало кто из присутствующих что-то значил для Фрайерса. Вечер обещал испортить ему настроение.

Один из более подхалимистых студентов послушным солдатиком замер рядом с выключателями возле дверей и ждал знака. Сидящий в дальнем конце аудитории киномеханик в футболке нетерпеливо поглядывал на Фрайерса из-за пары шестнадцатимиллиметровых проекторов. Делать нечего, тянуть дальше было нельзя. Разумеется, всегда находилось несколько опоздавших, которые бесцеремонно и шумно вваливались в помещение через полчаса после начала показа, а то и позже; добрую половину класса составляли ученики художественной школы Парсонса, у них не было чувства времени. Но если дожидаться всех, самые пунктуальные – те, кто приходит вовремя, пишет длинные, тщательно отпечатанные на машинке работы, поднимает руки на занятиях и переживает из-за оценок, – придут в справедливое негодование. Студенты и так уже понемногу забывались, разговоры становились все громче. Фрайерс взглянул на паренька у выключателя и коротко кивнул.

Аудитория погрузилась во тьму; пронзивший ее конус света уперся основанием в экран. Невидимые прежде пылинки и сигаретный дым поплыли сквозь него как эктоплазма из мира духов. Фрайерс стал на ощупь пробираться к ближайшей стене. Он собирался простоять там первую половину фильма, а потом, если получится, потихоньку выскользнуть в середине и почитать материалы, которые принес с собой, но тут его окликнули низким, сипловатым голосом:

– Мистер Фрайерс!

Сидящая в нескольких рядах от него полногрудая курчавая студентка – Донна – помахала рукой и указала на сиденье рядом с собой. Ее большие, густо подведенные глаза можно было разглядеть даже в полумраке. Одна из серебряных сережек в цыганском стиле блестела в свете прожектора. Девицы вроде нее попадались в каждой группе: непривередливые, энергичные и куда более ревнивые, чем могло показаться поначалу. Джереми редко позволял отношениям зайти так далеко.

– Мистер Фрайерс! – повторила студентка и помахала рукой.

Ну и ладно. Девушка из библиотеки так и не пришла, а Донна симпатичная, экзотичная и определенно неглупая. Стараясь не споткнуться в темноте о чью-нибудь вытянутую ногу, Фрайерс стал пробираться к свободному месту.

Лес выглядел лоскутным одеялом из света и тьмы. Рядом текла река; солнечные лучи переплетались с камышами. Девочка неуверенно шла по извилистой тропинке вдоль берега у края леса. Широко распахнутые глаза явно выдавали ошеломление. В руках ребенка висел какой-то небольшой белый предмет. Плюшевый медвежонок или, может быть, еще какая мягкая игрушка?

Угол поменялся, и Кэрол подалась вперед, чтобы рассмотреть получше. Никакая это не игрушка. Девочка держала в руках мертвого щенка.