Михаэль Кречмер - Чертик у Флорианских ворот. Повесть

На лестнице Магда встретила пожилого соседа бухгалтера пана Рышарда, который отправлялся выгуливать престарелого пса.

– Не правда ли, чудесная погода в этом году в сентябре, пани Езерницка? – вежливо поинтересовался бухгалтер и по-старомодному чуть приподнял шляпу.

За несколько недель до Рождества неожиданно вернулся Тадек. Он был все в той же шинели, правда, грязной и без погон. И без того худой, вернувшийся с войны Тадек напоминал одетый в военную форму скелет. Правую ногу он едва волочил, опираясь на самодельную деревянную палку. По его словам, их армейскую колонну атаковали Мессершмидты. Тадек был тяжело ранен и оказался в госпитале, где несколько дней находился между жизнью и смертью. Очнувшись после операции, Тадек не сразу понял, что госпиталь занят Вермахтом, и он, и оперировавший его военный врач являются военнопленными… На следующий день явился немецкий офицер в накинутом поверх формы белом халате. Брезгливо окинув взглядом помещение, заполненное ранеными солдатами, он приказал очистить больницу от польских раненых, ибо ему приказано подготовить госпиталь к приему раненых Вермахта.

По возвращении в Краков, Тадек, вопреки ожиданиям Магды, целыми днями пребывал в жесточайшей депрессии.

– Там, в лагере я только и мечтал, как бы добраться домой… Мне казалось, тут в Кракове будет все по-прежнему. – говорил он в порывах откровенности. – То есть, я понимал, что и этого просто не может быть… Немцы…, будь они прокляты…

В Кракове, конечно же, ничто не осталось по-старому. Над Вавельским замком- древней резиденцией польских королей- развивался алый стяг с черным пауком свастики на белом круге… Городу надлежало стать столицей генерал-губернаторства – податной земли, недостойной даже того, чтобы быть присоединенной к Рейху… В этом была особое, изощренное издевательство – древняя столица Пястов и Ягеллонов, которые в течение столетий вели славянских воинов на борьбу с германскими рыцарями, была объявлена «исконно немецким городом», и лишними в этой идиллии были польские граждане.

Не было театра… То есть роскошное здание главного театра у стен Старого Города не пустовало. Там играла набранная из местных немцев труппа на немецком языке репертуар, полностью соответствующий эстетическим предпочтениям нацистов – зубодробительные патриотические спектакли, воспевающие величие германской расы, вперемежку с легкими водевилями и комедиями.

Тадек каждое утро спускался на улицу и шел до Рыночной площади (разумеется, никто из горожан и не думал называть ее площадь Адольфа Гитлера), стуча костылями по мостовой. Там он покупал «Краковский Гонец», 3 3 Газета на польском языке, издаваемая в Кракове во время оккупации дома просматривал заголовки, пытался читать и тут же отбрасывал газету в сторону. Опираясь на палку, он начинал делать круги по квартире, но вскоре изнеможденный опускался в кресло.

– И ты понимаешь, Магда, я даже не сделал не одного выстрела. Чего там- я даже не видел ни одного немца ни вблизи, ни издалека… Первого немца я увидел только в госпитале.

– Зато сейчас ты можешь восполнить этот пробел. – невесело попыталась пошутить Магда.

– Тогда зачем все это было… – как будто не слыша ее говорил Тадеуш. – Право слово, если бы меня там убили, все посчитали бы, что в моей жизни был хоть какой-то смысл.

Он еще долго жаловался на жизнь, проклинал жестокую судьбу, театр Миллениум, из-за которого весь его художественный талант ушел на рисование декораций к пошлейшим водевилям, немцев, нарушивших привычный размеренный уклад жизни, дурной вкус публики, не желавшей покупать его картины..

Магда утешала его, но все больше и больше понимала, что Тадеуш получает какое-то мазохистское удовольствие в поисках причин краха своей жизни и карьеры художника.

– Я часто сожалел, что у нас с тобой нет детей. А теперь я благодарю Бога за это – хотя бы никто не видит наше унижение. – сказал как-то Тадеуш жене и снова погрузился в свои мрачные мысли.

Городская биржа труда, организованная немецкой администрацией, находилась в здании гимназии в дзельнице Гжегужки 4 4 Городской район Кракова. . Все школы Кракова, кроме начальных, были закрыты по приказу генерал-губернатора, и пустующие здания использовались властями для необходимого общения с подшефным населением.

Жителям города, не имеющим постоянной работы, предписывалось зарегистрироваться на бирже. Этот приказ не вызвал энтузиазма у жителей города. Многие были наслышаны о том, что труд в Третьем Рейхе был почетной обязанностью и посему власти планировали принудительно направить на работу в Рейх тысячи человек из оккупированных польских территорий. Не ожидая ничего хорошего от оккупационных властей, поляки не торопились идти на контакт с немцами, ибо такой контакт означал быть поглощённым и перемолотым германской бюрократической машиной, начинавшей работать сразу же в любом оккупированном городе.

Театр Миллениум, в котором служила Магда, как и остальные театры Польши был закрыт в первые же дни новой власти, тем же приказом, согласно которому закрывались гимназии и университеты. Вернувшийся с ампутированной ступней Тадек также лишился работы театрального художника, но бывший польский солдат-инвалид не был интересен немецкой администрации. Сбережения стали подходить к концу, и Магда отправилась в бывшую гимназию имени маршала Пилсудского для регистрации на бирже труда.

Биржа труда обслуживала всех жителей Краковской городской гмины 5 5 Административная единица в Польше. , включая тысячи осевших в городе беженцев и поэтому попасть внутрь Магда смогла только отстояв длинную мрачную очередь, состоявшей из абсолютно разношерстной публики: рабочих, уволенных школьных учителей, бывших домохозяек, демобилизованных солдат и бывших сельских жителей в самом начале войны прибывших в Краков из дальних поветов.

В кабинете с обязательными для присутственных мест германским флагом и портретом фюрера на стене, куда пустили Магду находился немолодой немецкий унтер-офицер с красными от усталости глазами и еще один в штатском. Унтер-офицер не обратил на нее никакого внимания, он делал какие-то выписки из разложенных на столе конторских книг и время от времени делал глоток из также стоявшей на столе большой чашки. Вторым в комнате был совсем юноша, одетый в штатское. Не поздоровавшись, он надменным кивком показал Магде на стул и вдруг заговорил по-немецки, обращаясь к унтер-офицеру:

– Может быть пан офицер нуждается в помощи? Они держали книги в ужасающем беспорядке. Это просто не поддается пониманию, как можно так безалаберно относиться к своим обязанностям!