Наталья Иртенина - Уставшее время

— Звезды, мужики! Это ж наши! — возликовал кто-то в толпе.

— Наши! Наши! — эхом прокатились по воздуху удивленно-радостные возгласы.

— На Москву?!

— Ура защитникам родины!!!

Площадь огласилась нестройным «Урра!», вырвавшимся из нескольких десятков глоток.

И никто из толпы не замечал или не хотел замечать того, что видел Митя. По проспекту шла колонна советских танков Т-34 — лучших танков Великой Отечественной, давным-давно снятых с вооружения. Митя не стал оглядываться по сторонам в поисках мальчишки в черной одежде. Он был тут, и Митя знал это.

Ночь он провел, глядя в огонь костра и временами задремывая. Торжественное шествие танков наделало много шума среди рабочих, и до утра они возбужденно обсуждали это событие.

Проснувшись часов в восемь в одной из палаток, совершенно не помня, как в ней оказался, Митя ушел с мятежной территории.

В городе уже начинались мирные волнения. От этого дня всеобщей российской стачки ожидали многого и готовились к нему задолго. Чем все это закончится, трудно было даже представить. Но скорей всего, размышлял Митя, ничем не закончится. Мирно будут драть глотки, может быть, для разнообразия подерутся немного с милицией. А завершится забава традиционным русским утренним похмельем на чужом пиру жизни.

На подступах к дому Мите встретилась первая колонна демонстрантов. Пестрой лентой они шли по центру широкой и пустой улицы. Над головами колыхались плакаты, транспаранты с лозунгами, флаги, портреты. Колонна шла молча, только слышны были глухие шаги. Митя двигался по тротуару, разглядывая демонстрантов и их хмуро-весомые выражения лиц, пока чуть не упал, споткнувшись обо что-то.

На асфальте, прислонясь к стене здания, сидел без движения человек. Казалось, он спал, но на стене у головы расплылось красное пятно. Митя осторожно пощупал шейный пульс. Человек был мертв и уже много времени, потому что кровь на затылке успела запечься. Митя обернулся в сторону улицы, заполненной шествием демонстрантов. Они ничего не видели. Конечно, ведь они не глядели по сторонам. Они смотрят только вперед. Но у них нет будущего. Этот мир скоро умрет. Уже умирает. И он слишком стар, чтобы замечать свою смерть.

Митя оставил труп в прежнем одиночестве и направился к дому, к подъезду, где никто не жил. Он знал: его ждут.

И плевать, что там не будет телевизоров, стоматологов, шампуня от перхоти и прав потребителя. Плевать.

Зато будет настоящая мужская работа.

Вместо мерзейших паукообразных и иных насекомых — молодость мира.

И иные чудеса.

…запомнилось только, как в ушах свистел настоящий вихрь, а перед глазами будто кружилась серебряная новогодняя канитель.

Он поднялся из травы и подошел к обрыву. Внизу был лес, бесконечный и, наверное, непроходимый. Города больше не существовало.

Митя внезапно озяб. Он оглянулся вокруг и увидел неподалеку спящую в траве девушку. Подошел к ней и сел рядом. Это была Анна.

Она проснулась и посмотрела на него. Потянулась, сказала:

— Мне приснился сон… — Ее глаза расширились. Она резко села. Повертела головой по сторонам.

— Да, — подтвердил Митя. — Мы одни в целом мире.

— Просто замечательно. — Она снова упала на траву, глядя в небо. — Всегда мечтала оказаться на необитаемом острове.

Потом посмотрела на него испытующе.

— Ты же не думаешь, что все это правда?

Митя ощутил тревогу и задумался. В ушах шумел дремучий ветер первозданного мира.

— Не знаю.

И вдруг его осенило.

— Здесь что-то не так. Кто-то, наверное, ошибся. Это должна быть новая земля. Так мне сказали. Но мне почему-то кажется, что вместе с нами в этот новый мир проникла старость. Ветхость прежнего мира. Мы принесли ее в себе. Контрабандой. Как в сказке Льюиса. В только что сотворенный мир проникло зло…

Совершенно неожиданно он почувствовал, что кто-то стоит позади. Анна, повернув голову, смотрела мимо него пристально и спокойно, но с каждым мигом в ее глазах все ярче разгорался отблеск чьего-то присутствия.

Митя медлил обернуться. Ему было страшно встретиться глазами с тем, кто стоял там. Он ощущал себя Адамом, которого ищет Бог, чтобы спросить, зачем он прячется.

И тут Митя понял окончательно.

Никакой ошибки.

Для мира не изменилось ничего. Для него — изменилось все. И только это было правдой.

«Господи», — подумал он, оборачиваясь.

1999, 2006 г.