Сергей Арно - Восстание слов. Сборник рассказов

Николай Иванович приуныл, у него начались затяжные депрессии, во время которых он не проверял целость продукта, а безразлично жил по инерции. Но зато потом, когда уныние проходило, он, как одержимый, с азартом готовил супчик, проверял «наживку», чувствуя себя хитрым рыболовом, ждущим, когда рыбка заглотит приманку и… Дни кипучей рыболовной активности сменялись унылым безразличием и растерянностью. «Почему они не едят? – думал он, сидя на диване, закрывшись на ключ в комнате. – Почему не едят?» Но ответ на его вопрос дать никто не мог, словно в квартире никого не было.

Но в квартире все ж таки кто-то был. И занимал туалет, вытирал руки о полотенце, топтал коврик и никак не хотел есть ядовитое варенье. Никак не хотел есть! Жизнь сделалась невыносимой. Николай Иванович не спал ночами – ему снова стало страшно за свое здоровье. Часто в снах приходила Мария Петровна, манила его куда-то, он просыпался от страха и тихонько плакал в подушку и ненавидел, ненавидел… Особенно люто ненавидел он в ночь на свое семидесятилетие. Этой-то ночью и пришла в голову Николаю Ивановичу главная мысль в его жизни. И эта мысль указала просвет в его беспросветном существовании.

Встав пораньше, он принялся за свое веселое дело. Намыл грибков, любовно нарезал их, пожарил с лучком и рисом. Тесто для пирога он приготовил по особому рецепту, перешедшему к нему от бабушки. Пирог вышел румяный, пышный, запах от него кружил голову, и Николай Иванович глотал слюнки.

Наполнив хрустальные вазочки различными сортами варенья, вскипятил чайник и накрыл на стол. Стол вышел праздничным – давно не было на его столе такого обилия чайных сладостей. По случаю торжества Николай Иванович надел свой лучший костюм и пригласил соседскую семью.

– Здесь лучшее, что у меня есть. Вот пироги с грибами, варенье. Угощайтесь! – говорил он.

Для примера Николай Иванович щедро наложил себе варенья в блюдце, отрезал пирога.

– Вот, – приговаривал он, – этого вареньица, пожалуй, оно у меня вкусное, пальчики оближете! Вот пирожка…

«Почему они не едят? – между тем думал он, тайком зорко следя за соседями. – Почему?»

– Вот и пирожка отведайте. – Он сделал вид, что откусил от пирога с грибами. Но и это не имело успеха.

«Они, небось, думают, что я так же, как Мария Петровна… А вот вам шиш…»

– Вареньица вот – очень вкусное, сам варил…

«Я не умру, я жить буду! Им назло буду! А вот они…»

– Вот это с красненькими ягодками. Тебе, малыш, наверняка понравится. Съешь ложечку.

Что-то злое, яростное, с чем справиться нельзя, разгоралось внутри Николая Ивановича. Это был уже не рыболовный азарт, а что-то другое, по капле, по чуть-чуть копившееся и вот сейчас набравшееся, переполняющее, выплескивающееся… болезненно рвущееся внутри.

– Чего же вы не едите?! А?! – вдруг закричал он визгливо, привстав и склонившись над столом. – Я-то ем! – Он зачерпнул полную ложку варенья, положил в рот, проглотил. – Видите?! Я-то ем! – Он положил в рот еще одну ложку, потом еще… – Ведь ем, ем! – кричал он, срываясь на фальцет. – Чего вы боитесь?! Я-то ем!

Неторопливо поднимаясь из-за стола, злоба уходила. Она уходила к тому, кто ее ждет.

Никогда не думал, что смерть подберется ко мне так близко и я почувствую ее дыхание на своем лице, увижу ее пустые глазницы… Даже сейчас, по прошествии многих лет, когда я вспоминаю эту историю, мне становится трудно дышать и сердце начинает колотиться в груди.

«Куда нас несет? – думали мы, вглядываясь в мелькающие огни встречных машин». Свет фар выхватывал силуэты деревьев, унылые дома с темными окнами вдоль обочины…

Уже наступила ночь, но ни одна гостиница не попалась на пути. Мы всматривались в проносящиеся мимо придорожные знаки с надеждой увидеть на одном из них нарисованную кровать: это означало бы, что где-то поблизости находится гостиница и есть надежда, что там окажется свободный номер, где мы сможем принять душ и отдохнуть, чтобы с рассветом вновь двинуться в путь.

Шли вторые сутки, как мы выехали из дома, и все это время я не знал отдыха. Мы, конечно, делали небольшие остановки, чтобы поесть и расслабиться, сидя в машине с закрытыми глазами, но это давало только передышку – иллюзию отдыха. Нужно было спешить, поэтому я гнал на максимальной скорости, на пределе возможностей, и не только своих. Жена Нина полностью разделяла мои невзгоды и трудности, не смыкая глаз следя по навигатору за дорогой. Наступила ночь, а мы все еще не добрались до места. Можно было остановиться переночевать в машине, но что за отдых, когда не вытянуться, не повернуться, когда все плывет перед закрытыми глазами, и ты как будто продолжаешь свой путь! Кроме того, останавливаться на обочине небезопасно. Много разного люда шатается по дорогам. В нашей семье повелось, что за безопасность отвечаю я. А я полагаю, что лучше, рассчитывая шаги вперед, избегать опасности, чем потом пытаться с ней справиться. Но, пожалуй, сейчас, когда пошли вторые сутки за рулем, я уже не отвечал не то что за нашу безопасность, но и за самого себя.

Мы ехали в Феодосию, где купили дачу на горе Тепе-Оба. За окном нашего дома как на ладони расстилается Феодосия, и море с барашками волн, летающими над ним чайками – место счастья и силы.

В VI веке до нашей эры этот город назывался Ардабда, при генуэзцах – Кафа, при турках – Кючюк-Истамбул. Здесь торговали рабами, свозимыми со всего Черного моря. Было у него еще одно название – неофициальное – Зурбаган. Мне оно нравилось больше всех, это название дал ему живший и работавший здесь Александр Грин – в юности мой любимый писатель. Украина была в братских отношениях с нашей страной – даже представить то, что произошло в 2014 году, было невозможно. И если бы какой-нибудь безумец сказал, что это когда-нибудь может приключиться, никто бы ему не поверил. Не поверил и я.

Случай этот произошел в 2004 году, когда мы только купили дачу на горе. Ночью, выйдя из ресторана, мы гуляли по набережной, наслаждаясь чистым морским воздухом, сидели на скамейке возле самого моря. Шурша, накатывались на берег волны, в небе светила полная луна, поблескивая на волнах; лунная дорожка бежала к нашим ногам, а мы, любуясь этой дивной картиной, пили из одноразовых стаканчиков крымское вино и были счастливы.

На скамейку рядом с Ниной села женщина лет шестидесяти пяти. Они о чем-то разговорились. Я не прислушивался, блаженствуя в теплой, ласковой ночи. Таких ночей не бывает в Петербурге – у нас ночью всегда прохладно. Южная крымская ночь нежно обволакивает тебя со всех сторон, проникая под футболку… да и в самую душу. Это волшебное ощущение не объяснить тому, кто не испытывал его, как не объяснить, что такое петербургские белые ночи, – это нужно только видеть.