Вячеслав Агапов - Трещины

В автобус без отличительных знаков тогда набилось человек пятнадцать – толпа настолько разношёрстная, что я в жизни бы не угадал в этих людях своих коллег. Немолодая женщина, сосредоточившаяся на вязании. Рабочий в спецовке, бережно сжимающий сумку с инструментами. Двое молодых парней, одетых с иголочки: безупречно выглаженные костюмы; туфли, сияющие, точно медный пятак; на запястьях у каждого красуются часы стоимостью с самолётный фюзеляж.

Рядом с ними дремал, уронив голову на мешковатый рюкзачок, парень в замызганном спортивном костюме полинялого цвета с гордой надписью «Naik»

Напротив сидела девочка с разноцветными локонами, одетая в подранные джинсы до колена, открывающие татуированные щиколотки, и светлую толстовку с нарисованными ярко накрашенными губами и надписью «Beware of bite». Девочка перебирала песни в айподе и что-то тихо бормотала себе под нос. Пересёкшись взглядами, я увидел, что у неё разного цвета глаза; один веял холодом ледяного океана, другой – сиял янтарным огнём.

Немного помявшись, я занял одно из свободных мест рядом с благообразным старичком, читающим книгу. Больше всего он походил на уважаемого профессора времён развитого социализма – очки в роговой оправе, ухоженная борода цвета гашёной извести, видавший лучшие времена плащ-макинтош. В руках, разумеется, Достоевский, «Братья Карамазовы». Старичок этот, в отличие от остальной публики, внушал действительные опаску и уважение и в полном праве претендовал на должность жнеца.

Надо сказать, посреди такого скопления незнакомых людей (с которыми мне предстояло отправиться на работу… и убивать других людей) я чувствовал себя в высшей степени неуютно, да что там! – я был в состоянии, близком к паническому. Потому я решил заговорить с кем-нибудь из окружающих, разрядить эту напряжённую обстановку и получить хоть какой-то экскурс в предстоящее дело. Докапываться до человека в наушниках я считал неприемлемым, равно как и будить того, кто в неудобной позе пытается компенсировать явный недосып. Тут мне пришла в голову остроумная идея; я принялся искать в интернете цитаты из Достоевского, чтобы хоть немного «растопить лед». Ну-ка, посмотрим… «В самом деле, выражаются иногда про «зверскую» жестокость человека, но это страшно несправедливо и обидно для зверей: зверь никогда не может быть так жесток как человек, так артистически, так художественно жесток» – занятно, но не подходит к сложившейся обстановке. « – Я думаю, что если дьявол не существует и, стало быть, создал его человек, то создал он его по своему образу и подобию. – В таком случае, ровно как и Бога» Мда, оброни эту фразу невзначай – и сразу примут за умалишённого. Не найдя предлога получше, я обратился с вопросом к двум респектабельным парням:

– Ребята, а когда, собственно, поедем уже?

Те даже не обратили внимания, зато откликнулся старичок и, поправляя очки, ехидно произнёс:

– Смерти, молодой человек, спешить некуда. Она не несётся, спотыкаясь и одёргивая полы балахона, наперегонки тщательно распланированному графику. Смерть, если можно так выразиться, всегда вовремя. Это биологический, природный механизм изумительной точности, не чета тем вычурным поделкам, что выставляют напоказ эти франты, – кивнул он в сторону парней в костюмах. Посчитав свой ответ исчерпывающим, он снова уткнулся в книгу, всем своим видом демонстрируя полную отрешённость.

Адской какофонией пробудились сотовые телефоны. Модные попсовые мелодии, звуки старых механических будильников, избитые приколы вроде «Барин, почта пожаловала!» и «Я смс-ка, я пришла», звуки живой природы и просто отчаянное вибрирование слились в инфернальный хор, разом оживив попутчиков. Я осторожно тронул за плечо девушку с разноцветными локонами:

– Прошу прощения, у меня…

– Нет имени в сообщении? – язвительно улыбаясь, проворковала она, – милый мой друг, ни у кого в этом автобусе, ни в одной из полутора десятков смс не указан конкретный человек, в этом-то вся и соль. Я понимаю, ты новенький, и отчаянно жаждешь влиться в новый коллектив, хочется разрядить обстановку и пообщаться с такими интересными людьми, вот только ты выбрал неподходящий момент. Знаешь, жнецы не так уж часто работают в команде. Исключительно по очень крупным… заказам. Смекаешь? Что там будет сегодня – взрыв газопровода, полоумный с пистолетом или рухнувший самолет – жертв будет выше крыши. Только успевай бегать туда-сюда, поскальзываясь в крови, слушая крики раненых и заглядывая в глаза умирающим детям или их родителям, которые по невероятной удаче остались живы. Жнецы собираются вместе только на случай ужасной мясорубки, через которую нас пропустят наравне с теми, кому суждено сегодня умереть. Так что извини, корпоративный дух у нас хромает.

Говорила она, улыбаясь, кажущимся холодным и безразличным тоном, но в её глазах бился ужас. Зрачки бегали туда-сюда, трепетали как огонёк свечи на ветру, а пальцы, вцепившиеся в алюминиевый корпус плеера, побелели от напряжения. Девочка-Арлекин, внешне невозмутимая и хладнокровная…

– Ваш кофе-раф. Может, я могу предложить вам какой-либо десерт?

– Нет, пожалуй… лучше принесите счёт.

Я медленно провёл пальцем по ободу чашки, разглядывая причудливые пятна корицы на глянцевой кофейной поверхности. Они образовывали странные, пугающие картинки, будоражащие воображение точно тест Роршаха, хаотично видоизменяющийся в тонких струйках пара.

Да, первое время было особенно тяжело. Каждый шорох, каждый солнечный зайчик, загадочный силуэт в темноте, даже в облаках я видел лица людей, которых мы забрали тогда в торговом центре. Мы прибыли туда за несколько минут до взрыва, как раз хватило времени надеть перчатки и заглянуть в счастливые и безмятежные лица тех, кто умрёт через несколько мгновений.

Внезапно здание содрогнулось, посреди холла возник огромный сполох пламени, разметавший всё живое, как ветер опавшие листья, разнёсший эскалатор, стоящую рядом крохотную лавочку с бижутерией, и рекламные стенды.

Я не обратил внимания, как с душераздирающим скрежетом трясся и ходил ходуном огромный торговый центр, не почувствовал, когда прямо сквозь меня пролетел огромный кусок штендера с нарисованным мультяшным динозавром, зазывающим народ прийти в кино 27 ноября. У меня заложило уши от ужасного грохота, перед глазами всё двоилось, и мелькали световые пятна, а руки тряслись, точно у припадочного.

До сих пор я отчётливо помню только лица людей. Каждое из них. Всё остальное – это страшная мешанина криков, детского плача, запаха гари и обожжённой плоти. Я бродил среди бушующего хаоса, точно машина, от одного тела к другому, стараясь не вглядываться в застывшие гримасы. В каких-то было сложно угадать человеческие черты, кто-то истошно кричал и звал на помощь, тратя последние силы, а чьи-то души я доставал и вовсе из бесформенного куска мяса. В огненном аду, разверзшимся среди бела дня, осталась частичка моей души – иногда мне кажется, что она всё ещё заперта там, она плачет от боли и скулит точно побитое животное.