Сергей Жоголь - Глазок. Сборник мистики и хоррора

– Ттт-олько ттт-хгонь меня ещё газ. Ппп-ожалеешь.

Саша улыбнулась, глядя на неумелого вояку.

– А рыцарь-то наш не фуфло. Может спортсмен? – шепнул на ухо Саше Макс, в очередной раз, дохнув перегаром. – Лёлька – красотка. Она вряд ли на такого поведётся, а тебе чем не жених? Ты, Борисова, к нему приглядись. Если его приодеть, да очёчки снять…

Саша хмыкнула.

– Не нужен мне этот Квазимодо сутулый.

В этот момент Лёлька крикнула:

– Молодец парень, врежь этому прыщавому, чтобы навсегда запомнил, как к девушкам приставать.

Незнакомец, словно приободрившись от Лёлькиных слов, шагнул вперёд и махнул рукой, Бита ударил на опережение.

– Ну дурила!.. дурила ты плюшевый, – Лёлька расстёгивала парню пуховик, тот тяжело дышал. – Не говорили тебе, что для одних молчание – золото, а для других – залог здоровья. Чего ж так стонешь? Он ведь тебя лишь разок ткнул. Если драться не умеешь, зачем полез?

– Ккк-опьё… Ккк-опьё убьёт этих ммм-ехгзавцев. Они ещё пожалеют.

Бита и Макс свалили сразу, как только очкарик упал на снег и стал корчиться, точно в эпилептическом припадке. Лёлька отошла от лавки, на которую они вдвоём уложили бедного парня.

– Больной он что ли?

– Точно больной – юродивый, – уточнила Саша. Скукожившись, она стояла в стороне и кусала губы.

– Копьё? Какое ещё копьё? Ты что и впрямь рыцарем себя возомнил? – поморщилась Лёлька. – Сань, не нравиться он мне. Надо бы скорую вызвать.

Саша хмуро поглядела на скривившееся от боли лицо парня. Почему-то из головы не выходили слова Макса: «…чем не жених? Ты Борисова к нему приглядись…». Ещё чего, больно он такой нужен – хлюпик. Саша посмотрела на часы:

– Ну всё, теперь точно не успеем. Придётся топать на пересдачу.

– Скорую ему вызовем, да пойдём? Если Ксюху ещё ветром не унесло, может и успеем?

Ксюхой называли Ксению Петровну Звягину, препода по литературе, ту самую, которой нужно было сдать злополучное эссе.

– Скорая так просто от тебя не отстанет. Пока всё расспросят, пока твои данные возьмут. Знаешь у них на приеме, какие бабки дотошные сидят. Я как-то пыталась им дозвониться, когда у нас соседского пацана собака покусала, – недовольно буркнула Саша. – Так они у меня и номер полюса, и год рождения и… чуть ли не группу крови больного спросили. Можно подумать, я всё это знать должна.

– Что же, так и бросим его? – нерешительно поинтересовалась Лёлька.

Где-то ты, подруга, уж больно крута, а где-то… Саша вспылила:

– Пошли, ничего с ним не случиться. Сам виноват – нечего было в свару лезть, коль со здоровьем нелады. Пошли, говорю, очухается твой рыцарь.

– Почему это мой? Может он на тебя запал, – рассмеялась Лёлька, и точь-в-точь повторила слова Макса Саенко: – «Ты приглядись, чем не жених?»

Саша насупилась, дёрнула Лёльку за рукав, и девчонки побежали вдоль кустов по протоптанной дорожке.

Ксюху они застали уже на пороге. Та для приличия поломалась, а потом согласилась не только принять эссе, но и чиркнула в зачётках допуск к экзамену, ничего не проверяя. Неплохая она всё-таки баба, больше грозит, а в душе добрая. Да и Лёлька молодчина. Наплела ей с три короба, рассказала о нападении в парке, поведала и об очкарике, представив его отважным героем. Правда приврала Звягиной, что парню они скорую всё-таки вызвали и после экзамена обязательно справятся о его здоровье. Расчувствовавшись, Ксения всё и подписала, затребовав от девчонок, что потом они обязательно расскажут ей, как чувствует себя их отчаянный спаситель.

Потом был экзамен.

К началу они, конечно, не успели, но препод Горыныч – он же Михаил Аронович Кобрин – в этот день тоже был настроен доброжелательно. Почти два часа мучений, и положительные отметки в зачётках стали заслуженным поощрением за пережитые невзгоды. Когда девчонки вышли из аудитории, Лёлька бросилась Саше на шею.

– Супер! Всё просто супер! Признаться, я уже и не верила, что всё получиться.

– Ты бы меньше хвостом крутила. Тогда бы к нам всякие и не лезли. Ещё бы чуть-чуть, и никуда бы мы не успели. Опоздай мы хоть на пару минут… Ушла бы Ксюха, и не было бы у нас осенних каникул. Сидели бы всю неделю и зубрили бы.

– Ладно не ворчи, хорошо же всё, – Лёлька хлопнула Сашу по плечу и отступила.

– А ты и впрямь хочешь парня этого отыскать, чтобы о его здоровье справиться?

Лёлька ответила не сразу. Он долго рылась в сумочке, потом вскинула голову и переспросила:

– Не поняла, ты о чём?

– Мы же Ксюхе пообещали, что узнаем про того очкарика. Ну того… из парка. Мол, как здоровье и всё такое.

Лёлька звонко рассмеялась.

– А ты ведь на него запала. Ну, признайся, запала?

Саша процедила сквозь зубы:

– Дура что ли? Нужен он мне, юродивый этот. Ты лучше скажи, что мы будем потом Ксюхе говорить? Если спросит.

Лёлька махнула рукой, подошла к окну и стала вываливать на подоконник содержимое сумки.

– Да где же он? Посеяла, точно посеяла.

На подоконнике оказались несколько помятых тетрадей, косметичка, зонтик, полупустая пачка влажных салфеток и ещё какое-то барахло.

– Голову потеряла? – спросила Саша.

– А?.. Чего?.. Да иди ты! Телефон у меня пропал. Похоже, я его в парке обронила, когда Вовка у меня сумку вырвал.

– Что делать будешь?

– Что-что, в парк пойду, искать! А вот, если не найду… Предъявлю уроду. Пусть новый покупает. Козёл.

– А Ксении-то мы что скажем, ну… про очкарика?

– Да нужен он мне? Это ты, я смотрю, его забыть не можешь. Что скажем, что скажем? Скажем, что навестили, что жив, здоров. Ладно, побежала я, может, отыщу ещё телефон, в общаге встретимся, пока.

Лёлька чмокнула подругу в щёку и побежала к лестнице.

– А ты в Самару-то свою поедешь? На каникулы, – крикнула Саша вдогон.

– Не знаю пока, ещё не решила.

Вот всёгда она такая.

Как только Лёлька исчезла из виду, Саша хлопнула себя ладошкой по лбу. Вот торопыга, куда поскакала, нужно было сначала позвонить. Саша достала свой телефон и быстренько набрала Лёлькин номер. Послышались длинные гудки.

Так, что же это значит? Если бы кто-то подобрал Лёлькину «трубу» чтобы вернуть, он бы, всяко, ответил. Если этот кто-то решил бы оставить телефон себе, он бы его отключил и сменил симку. Но гудки идут, значит… Что же, поспеши, подруга, возможно, твоя пропажа всё ещё лежит где-то под скамейкой в парке. Саша почувствовала, что в животе урчит; ничего же не ела со вчерашнего вечера. Столовая находилась на седьмом, и Саша направилась к лифту.

Морозное утро сменилось довольно тёплым днём, вечером же наступила полная слякоть. Мокрый снег валил и валил, Саша ежилась, неспешно шагая по тротуару. Снег под ногами чавкал, подошвы скользили по местами оголившемуся мокрому льду. Пальцы на ногах скукожились. «Промочила… всё-таки промочила, вот он китайский ширпотреб, или подошва треснула, или швы разошлись. Говорила же Лёлька доплати и возьми турецкие. Бедные мои ноги. Холодно-то как, ой, слягу я, точно слягу, – вздохнула Саша и тут же махнула рукой. – Хотя плевать. Экзамен сдан, теперь можно целую неделю дома отсиживаться». Ни сырые стельки, ни летящие в лицо холодные хлопья уже не испортят ей настроения. Почему она снова пришла сюда, Саша так и не поняла.