Ия Карповская - Сибирские светлые иные: сборник. «Чувства, Энрике и Тиль», «Василий и Анастасия: история любви и смерти», «Песнь Химауры и Осени»

«А ну – ка брось это! Не смей так думать! – отрезал Вася довольно резко. – Не нужно ради моего облика решать мимо меня о женитьбе и детках! Мне все равно, КТО или ЧТО в меня влюбится! Я одинокий волк, и этим ВСЕ сказано. Мои предпочтения СОВСЕМ другие, не суди по себе и не судим будешь. Ты не думай – я наделен способностью читать мысли окружающих, и довольно»!

Иван испугался и решил перевести разговор на другую тему.

«Ты еще не ведаешь русские пляски, культуру и историю… Девки – это ладно, но жить придется так, как заведено в народе! Не гневайся».

Гвелд озирался.

Красота северного края была никак не похожа на все, что он видел раньше. Даже в Норвегии и Финляндии природа была другой – кругом витал дух предков – саксов, викингов, норманнов, и прочих древних народов, то же самое и в Венгрии, и Румынии… Но Россия была непонятная страна. Отличия были и в песнях. Манеры также удивляли. Удивило и то, что вера православная. А кухня поражала воображение. Но страхи русских казались Энрике дикими, удивился и тому, что мужики в основном бороду носят, хотя молодые парни оказались очень даже ничего. Девицы как правило грамоте не обучались, они занимались рождением детей и домашним хозяйством. Но ведь вечно это не могло продолжаться!

Прошло несколько недель. Василий стоял на дороге и дышал свежим зимним воздухом, ароматом снега, глядя в степь, где возле леса была деревня. Весь день там и возле народ веселился, ел и пил, плясал… Наконец, оттуда двинулся свадебный поезд. Песни, игра на дудках, балалайках, пир на весь мир… Визги и костры… Свадьба. Как без нее? Значит, у кого – то приданое появилось. Василий мысленно пытался осознать и привыкнуть к обычаям новой страны… зажатой в клещи крепостным правом…

И вот, после всего этого Вася откушал щей и положил ложку в горшочек. Подозвал к себе сенную девку и спросил ее:

«Красавица – девица, изволь спросить: давно ли на Руси свирепствует крепостное право? Почему же вами управляют, как вздумается, и не считают за людей»?

Девушка низко поклонилась и молвила, от страха пряча глаза:

«На Руси – матушке это давно. Мы все не имеем права ослушаться барина, хотя многие бегут в казаки. Барин может нас продавать, дарить, убить, отправить учиться на себя, и не только. Мы, души, отдаем ему часть скота, урожая, хлеба… Или запорет ослушника до смерти, если поймает, или розгами по пяткам».

Ужаснулся Гвелд и опустил кошку на пол. Такого беспредела он явно не ожидал. Он был ошарашен, что человека можно просто так продать… КАК СКОТИНУ?! Вот именно. Крестьяне, выходит, были низшим классом, это так, вещи в обиходе, но живые. Юноша со страхом озирался, слушая весь расклад, думая, что и его теперь можно будет так продать или убить, но быстро успокоился, зная, что сможет кому угодно голову заморочить магией. Но вот как можно торговать девушками, детьми, парнями?! Мальчика можно было отдать в лакеи, в повара, парикмахера, конюха… девушку в балерину… А после просто либо «выбросить», либо запороть. Девушка заплакала, после продолжила:

«Двести девок наш барин купил, как прислуг за своим поместьем. Увели, увезли – и все, исчезли. Ни замужества, ни подруг, ни деток»…

«Это невозможно! Человеком нельзя торговать как рабом»!

«А ты сам разве не слышал об этом? Русский ведь»!

Гвелд понял, что пора спасать положение. И он принялся врать довольно убедительно:

«Я недавно ехал через поле, кони понесли, я упал на дорогу и сильно ушибся, и теперь иногда забываю, что мы крепостные. Я бывал во многих странах, и здесь избы по сравнению с тем, что повидал, похожи на пряник печатный. Живые дома. Где много ребятишек. Не бойся, не тронет тебя барин. Иди».

– 21-

…Сорокоградусный мороз вихрем влетел в зеленые палатки рождающегося города. Люди пока что спали. Олег Аренский удивлялся, как долго же стоят палатки в лесу, где мошки море, жара и холод, климат… Людям нравилась таежная советская романтика. Знал Олег, что приезжали художники, писатели, певцы, поэты и прочие в Старый Братск, который когда – то принял приезжих как своих. Были и детский сад, и школа, и магазины… Красивый был город, дышащий древностью… БЫЛ. Косицы девушек в палатках от мороза превращались в лед, примерзая к брезенту или еще чему – то… Уже раздавался визг бензопил, кто – то пытался пилить мерзлые деревья, и этот визг резал по сердцу. Кто – то вылез тоже и пытался разжечь костер. Люди хотели хоть как – то в мороз разнообразить жизнь в тайге.

Кроме этого, на всесоюзной стройке что – то не заладилось. Молодежь стала более агрессивной, некоторые зачастили в лес выбираться и в итоге пропадали на несколько дней. И лишь Аренский понимал – Темные держат слово. Заслали своих. С последней надеждой отвоевать свою землю, которая уйдет под воду НАВСЕГДА…

Нет, еще не перекрыли Ангару совсем, но было очень больно и горько от следующего факта – ложе Водохранилища в некоторых местах было усыпано спиленной древесиной, но для таких нужд построили БратскЛЕС. Не помогло, множество деревьев остались гнить… ПОЧЕМУ?! ЗАЧЕМ?! Сказало начальство – пусть, значит пусть, пропадает! Убирать некому. Одинокие печи старинных погибших изб, словно скелеты, обнаруженные в стенах старых замков, плакали и истошно вопили в Сумраке. Черная энергия пепелищ расползалась по некогда благодатному краю, орошенному слезами местного населения, где больше никогда трава не вырастет, где никогда не будут выращивать хлеб… И опустевшая железная дорога тоже никогда больше не будет носить на себе поезда, ее бросали… как и аэропорт в Старом Братске, и Николаевский Завод, и много еще чего ушло впоследствии под воду.

И только в далеком будущем, полуразрушенная и совершенно заросшая железная дорога возле ЛПК, Братской городской свалки, и много еще где, она останется напоминанием о пятидесятых – шестидесятых годах, и геологи – энтузиасты будут на велосипедах искать ее… Грубо обтесанная, оскверненная, изуродованная, она еще сохранит свои свойства в Ином Мире – начнет слышать желания и исполнять их. И встанет Стена Света в Сумраке по одну сторону насыпей, защищая неоскверненную, оставшуюся былую красу края от чудовищного смога Химауры… По другую сторону останется Тьма. И пока эти рельсы существуют, ничто не будет угрожать фауне на тех границах. Но те участки ЖД, кои утонут, станут Адом в будущем для мертвых Темных Иных… и Смерть понесут на себе, в неизвестность, как людей поезда…

Светлые слезы переселенцев хранит земля Братская, смешанные с пеплом былой истории, осиянные оскверненным огнем пожарищ, и лица детей, испуганные, встретившиеся лоб в лоб с нашествием вод… И будут среди братчан, и не только, те, кто осудит Великую Стройку, и Светлы станут их деяния и творения пера. Снимут фильмы о жестокости выселения местных, о тех несчастных, кто остался навеки на старых местах.