Татьяна Мохова - Желание жизни

К ужасу аптекаря к розовой пудре со стремительностью беркута подсела ещё одна женщина. Мистер Челленджворс готов был проклинать гостя, который дерзнул освободить своё место рядом с его стулом. Ему пришлось засунуть в рот несоразмерный размерам его челюстей кусок говядины, чтобы максимально сосредоточиться на пережёвывании пищи.

– Акилина, вот эта встреча! Совсем не ожидала тебя здесь увидеть.

От такого воодушевляющего приветствия лицо Акилины стало ещё ярче, из розового превратившись в бардовое. Челленджворс, не в силах побороть любопытство, как можно осторожнее взглянул на очередную нарушительницу спокойствия —тому причиной был её магнетический шёлковый голос – и, забыв обо всех своих тревогах и правилах, не в силах был оторваться от стройной брюнетки с тонкими чертами лица.

– Я приехала сюда с Патриком, а ты, наверное … – при этих словах роковая брюнетка пристально посмотрела на мистера Челленджворса.

– Э-э… Лина… Я… я разговаривала с мистером Челленджворсом, нашим новым коллегой, – выдавила из себя Акилина, уже совсем не пытаясь скрыть отсутствие восторга от встречи со знакомой.

– Ах, прости меня, прости… Я просто подумала, что мы можем сразу, вместе познакомиться с героем этого вечера, – аптекарь уронил креветку на скатерть, – а, оказывается, вы давние друзья, и я помешала… Что же, прости, дорогая подруга. Не буду тогда мешать вашей спокойной беседе, – произнесла дама сладким голосом и бросила быстрый, но острый взгляд на руки мистера Челленджворса, при этом едва уловимо изменившись в лице.

В интонациях этой женщины было столько предупредительной вежливости, так медленно, мягко и мелодично она произносила каждое слово, а движения её ладоней были при этом такими плавными и успокаивающими, что мистер Челленджворс может быть впервые в своей жизни растроганно произнес.

– Нет, э-э… прошу вас, оставайтесь с нами, Нина!..

– Ли-на… – прожурчала дама, ничуть не смутившись от такой досадной ошибки.

– Боже мой, простите меня, – Челленджворс убрал салфетку с колен, хотя до конца трапезы ещё было далеко, и заёрзал на стуле. – Очень рад, что на этом вечере могу познакомиться с такими симпатичными… то есть я хотел сказать, очаровательными предпринимателями нашего города!

Если бы существовал на свете прибор, способный измерить интенсивность негативных эмоций человека в минуту, в руке госпожи Панаст он бы сейчас зашкалил. Она вцепилась в свою белую шевелюру и неудачно притворилась, что больше всего на свете её интересует поджаренный лангустин с лаймом. Челленджворс не без нарциссического удовлетворения отметил, что почти все дамы в комнате так или иначе следят за их разговором, кто спрятавшись за бокалом красного пунша, кто – за спиной своего соседа, а некоторые и вовсе без капли стеснения оглядывали троицу с ног до головы и что-то оживленно обсуждали. Мистеру Челленджворсу, прежде столь чувствительному к любому воздействию социума, такая бесцеремонность даже не показалась неприятной. Вообще, он всё более и более погружался в состояние почти райской безмятежности, проистекающей от внутренней гармонии и самоуспокоения – ему казалось, что не было еще в его жизни такого чудесного дня. Все меньше и меньше он задавал себе вопросов и даже не пытался поразмыслить о скрытых мотивах поступков окружающих. Хотим предупредить саркастическую улыбку читателя: такое благодушное состояние духа молодого владельца «Дома Асклепия» отнюдь не было вызвано значительной дозой алкоголя – всё, к чему сегодня притронулся звезда роскошного обеда, – апельсиновый сок и минеральная вода. Единственное, что его немного удивило, – это странная отреченность представителей мужского пола по сравнению с их бойкими, прямо-таки звенящими спутницами. К тому же, сколько бы он ни пытался, хорошо запомнить не получалось ни одно лицо – все они были настолько похожи, что как будто сливались в единую картинку. Даже восторженный Иван не отличался сложением, осанкой или особыми чертами, которые хоть как-нибудь помогли бы аптекарю различить его в толпе. Единственным уникальным экземпляром оставался вездесущий мистер Роджерс – даже его неизменный белый шарф служил опознавательным знаком и своеобразной меткой индивидуализма…

– … С удовольствием, мистер Челленджворс! Если только Акилина не будет возражать.

Миссис или мисс Панаст (доподлинно неизвестно) одарила Лину таким взглядом, что в недостатке её внимания к подруге уже нельзя было сомневаться, а к её фиолетовым кругам под глазами грозили прибавиться красные. Мистер Челленджворс это запомнил, но решил не придавать никакого значения локальному инциденту.

– Это очень красивый дом, – замурлыкала Лина, – и мне бы так хотелось, чтобы мистер Роджерс приглашал нас чаще.

– Позволю поинтересоваться сферой вашей деятельности, – деликатно перешёл на другую тему аптекарь, аккуратно повернув голову, чтобы не видеть потуг несчастной Акилины скрыть своё прорывающееся раздражение – эту женщину он уже почти боялся.

– С моей стороны было бы нескромно называть себя успешным бизнесменом, – произнесла Лина, как всегда мягко и нежно, и дотронулась до своей тонкой золотой цепочки на шее, – предприятие досталось мне … по наследству. Я совсем недавно взялась за дела. Точнее, – женщина помедлила и посмотрела на Челленджворса одним из своих самых чарующих взглядов, – я поручила руководство делами своим подчинённым. Они всё делают, а я получаю отчёты…

В разговоре двух новых знакомых возникла небольшая пауза, в продолжение которой мистер Челленджворс успел задать себе немало вопросов, а госпожа Панаст смогла расправиться сразу с семью устрицами. «Интересно, чем же она сама занимается, если предприятие ей, по сути, не нужно? И… хм, замужем ли эта интересная дамочка? Впрочем, что это я… Как всё странно…»

Размышления мистера Челленджворс прервал громкий возглас устроителя вечера, о котором аптекарь уже успел забыть.

– Любезные господа! Милые мои коллеги! Я счастлив, что все наслаждаются ужином в столь приятной компании. Но, мне кажется, пришло время танцев. Кружитесь в вихре ваших лучших вдохновляющих эмоций, милостивые государи! И помните, мой дом всегда открыт для ума, задора и … позитивных перемен!

Последнюю фразу импозантный Роджерс произнес, странно искоса посмотрев на мистера Челленджворса, отчего тот весь похолодел, сам не понимая почему. Он никогда не был в восторге от манеры этого торговца, которую давно окрестил набором второсортных ужимок, но сейчас быть брюзгой так не хотелось… Тем не менее аптекарю с трудом удавалось избавиться от назойливого ощущения странной неприятной связи между ними. Ему казалось, что Роджерс теперь его постоянно испытывает или что-то от него хочет. Однако чем ближе стрелка часов приближалась к поздним вечерним часам, тем всё менее и менее это досадное чувство беспокоило сегодняшнего везунчика, а, когда мистер Челленджворс взглянул еще раз на чёрное элегантное бархатное платье по-прежнему гордо сидящей рядом с ним Лины и обратил внимание на то, как эффектно оно контрастирует с её прозрачной фарфоровой кожей, все сомнения о необходимости прийти на этот претенциозный бал отпали в мгновение.