Джон Лэнган - Дом окон

Он застиг меня врасплох. Я была в замешательстве. Однажды в субботу мы лежали в кровати, и Роджер произнес:

– Мне нужно тебе что-то сказать.

– Что? – спросила я, думая, что он предложит заказать пиццу, которую мы давно не ели, потому что у Роджера был высокий холестерин.

Но вместо этого он сказал:

– Мы переезжаем.

Я думала, он шутит, и ответила:

– Хорошо. Мы переезжаем. Куда? Голосую за Гавайи.

– Дом Бельведера.

– Ага. Как будто Джоан продаст тебе свою долю.

– Она уже продала.

– Что? – я села на кровати.

Он не шутил.

– Мой адвокат связался с ее адвокатом по поводу выкупа. Она уступила. Адвокаты договорились о сумме. Три дня назад я отправил ей чек. Вчера доктор Салливан получила уведомление о расторжении договора аренды.

Вот и все. Вся суматоха оказалась, как говорится, fait accompli [4] Свершившимся фактом. . Мне это очень не понравилось. Я спросила:

– Ты считаешь, я захочу переехать?

– Перестань, Вероника, – ответил Роджер. – Ты постоянно жаловалась на то, что нам вдвоем маловато места в квартире. Здесь мало места для одной тебя. А вдвоем тут совсем не протолкнуться.

Квартира была миниатюрной. Когда мы только въехали, меня это не особо заботило. Наоборот, в этом была своя прелесть. Гостиная, кухня, спальня и ванная комната. Как и у Эмили Дикинсон, у меня был свой собственный крошечный уголок. Мне пришлось проявить изобретательность, чтобы как можно практичней заполнить пространство, но если посмотреть из окна гостиной, выходящего на сад, – Том и Джек, домовладельцы, держали на заднем дворе огромный цветочный сад, – то за садом можно было увидеть реку и пашни на другом берегу. У таких живописных местечек есть своя поэзия. Нельзя недооценивать эстетику места. Но после того как со мной поселился Роджер, маленькое пространство квартиры сжалось до размеров горошины. Большую часть вещей ему пришлось отвезти на склад, но даже тогда каждый квадратный метр квартиры был завален книгами, компакт-дисками и видеокассетами, не говоря уже о его одежде, которая имела привычку вытеснять мою на кровать и диван. Если бы у нас был ребенок, мы бы не смогли там жить.

И все-таки кто захочет переезжать в дом, в котором твой муж прожил бо́льшую часть своего предыдущего брака? Вот о чем я подумала в первую очередь. Не о Теде, а о Джоан. Роджер хотел привести меня в ее дом. Потому что именно ей Дом обязан своим внутренним убранством. Она выбирала мебель, обои, шторы, цветовую гамму – все. Если бы мы начали там жить, то сотни мелочей будили бы во мне воспоминания о ней и ее чопорности. Знаю, надо было быть уверенней в себе. Понимаешь… С мыслью о том, что у человека, с которым ты живешь, был кто-то до тебя, можно смириться, но ровно до тех пор, пока тебе не начинают ежедневно об этом напоминать. Я сказала:

– Ладно, согласна. Квартира маленькая. Но почему именно Дом Бельведера? Почему мы не можем переехать в другое место?

– Потому что, – ответил Роджер, – за ту сумму, которую я отдал Джоан, мы не смогли бы позволить и половину другого места.

Слишком разумно все это звучало, так что, хоть мы и обсуждали этот вопрос целый день до глубокой ночи, я, в конце концов, согласилась на переезд. Лгать не буду: меня очень даже прельщала перспектива жизни в таком просторном доме. Господи, да там была библиотека. Если Роджер и вправду так хотел переехать, то, рассудила я, он разрешит мне обновить интерьер. Так оно и вышло. Той ночью я сказала «да». Роджер пришел в восторг. Таким счастливым я давно его не видела. Мы занялись любовью, легли спать и на следующее утро начали запаковывать вещи.

В тот день… Я укладывала книги в последнюю картонную коробку, найденную под кроватью. Роджер уехал в магазин спиртных напитков в Опенберге, чтобы достать еще. Я опустила стопку книг в коробку – все по теории, сверху лежали «Силы ужаса» Кристевой. Забавно. Я распрямилась, и воздух наполнился ароматом крови. Густым, с металлическим привкусом, настолько сильным, что меня чуть не вывернуло. Закашлявшись, я решила включить вентилятор, и, развернувшись, оказалась в пустом пространстве, шагающей к двери, в треснувшем косяке которой возникло огромное лицо. По обе стороны от него появились такие же дверные проемы с огромными лицами. Лицо открыло рот, и влажный розовый язык, размотавшись вниз по подбородку, шлепнулся на пол. Язык извивался и бился как рыба об лед. Я шагнула назад, окунувшись в стаю слов Роджера, окружавших меня подобно рою порхающих мотыльков: «отрекаюсь», «кровь», «рок», «ничто». Громадный язык извивался на полу. Я сделала еще один шаг назад. «Этого не может быть», – подумала я. Повторила вслух: «Этого не может быть». И в ту же секунду ощутила зловонный вкус крови. Я закричала: «Этого не может быть!»

И снова очутилась в гостиной. Еще несколько мгновений я ощущала витавший вокруг меня запах крови, но потом исчез и он. Я опустилась на пол и не вставала до тех пор, пока Роджер не вошел в дверь, держа в руках стопку сложенных коробок.

– Отсиживаешься? – спросил он.

– У меня перерыв.

Знаю, знаю. Ты думаешь: «Почему ты ничего не сказала?» – но что я должна была сказать? У меня снова начались галлюцинации? Те же, что и тогда, когда у меня был выкидыш? Потому что я была уверена: именно это и произошло. Другое объяснение было бы просто смешным. Если видения не коренились в беспокойных глубинах моей психики, почему они прекратились, как только я им приказала? (Не суть важно, что мне пришлось повторить приказ несколько раз.) Разве не очевидно, что замаячивший на горизонте переезд в тот самый дом, образ которого преследовал меня, спровоцировал повторение инцидента? Наоборот, было бы странно, если бы в тот день мне ничего не привиделось.

Знаю, звучит неубедительно. Тогда мне тоже так казалось. Как знать. Если бы все описанное мною случилось с тобой, ты бы, наверное, уже записался на прием к психотерапевту. Может, большинство бы так и поступило. Но… Потом, когда все заканчивается, когда случившееся снова и снова проигрывается в голове, – в душу начинают закрадываться сомнения. А так ли было плохо, как ты себе вообразила? Не преувеличиваешь ли? К этому быстро привыкаешь. А потом проходит время, и произошедшее кажется все более абсурдным. Ты сбита с толку. Тебе стыдно.

К чему я это говорю: я снова принялась упаковывать книги. И пусть зловоние с привкусом железа продолжало щекотать мне ноздри – я открыла окно.

Доктор Салливан с семьей съехала в течение недели. Внезапное выселение Роджер попытался компенсировать возвращением полной суммы залога. Ему было невдомек, почему они так холодно приняли чек. «Теперь у них есть свой собственный дом», – сказал он.

Теперь он был и у нас. Я помню, как впервые прогулялась по нему. Через… Должно быть, дня через два, как съехала доктор Салливан. Роджер был там уже в день ее отъезда, и весь следующий день, и все это время уговаривал меня присоединиться. У меня была небольшая пачка работ студентов, которые надо было проверить. Я вела парочку летних курсов при университете в Гугеноте, и с работами надо было закончить в довольно сжатые сроки. Я сидела на кухне и читала эссе студентов по «Падению дома Ашеров», а Роджер то приходил, то уходил, забирая с собой очередную коробку с книгами. Я беспокоилась, как бы он не перетрудился. Торопливо покончив с эссе и вписав последнюю оценку в журнал, я встала, потянулась и отправилась в свой новый дом.