Артур Кинк - Тайна лечебницы Отектвуд

Мужчины шли на контакт более охотно. Кори узнал, что Алекс научился завязывать шнурки.

– Это единственное, что должен уметь мужчина, но есть кое-что еще.

– Что? – удивленно спросил Алекс.

– Зубная нить.

Алекс надул губы, словно ребенок. Он и был ребенком по развитию.

– Я не хочу.

– А я не хочу гладить халат. Но надо. Завтра ты покажешь мне, чему научился. А я приду на работу не такой мятый. Идет?

Парень неохотно кивнул. Для Кори это была огромная победа. Пациент не впал в истерику, не ел матрац и разговаривал с ним.

– Надеюсь завтра доктор Лоуосон научит тебя вытирать задницу. – комментарий Мириам, протирающей окна не заставил себя долго ждать.

Старик Гарфанкл снова предложил показать фокус.

– Вы вчера мне показывали.

– А это другой, сынок!

Фокус оказался тем же самым. Кори похвалил больного за чувство юмора и помог лечь обратно в постель. Поправляя подушку, Кори обнаружил целую горсть таблеток. Такую, что не влезала в две ладони.

– Сестра Грегсон, что это?

– Таблетки. – ответила Грегсон.

– Я вижу. Что они делают под подушкой мистера Гарфанкла? Вы вообще контролируете прием препаратов больными? – Кори высыпал горсть в мусорной ведро. – С сегодняшнего дня все мои пациенты пьют лекарства в вашем присутствии.

– Ваши, не ваши. – начала Мириам, облокотившись на швабру. – Вон они эти таблетки, по всему полу, по всем тумбочкам. Мне и без них мусора хватает.

– Доктор Лоусон, поступил больной, Льюис Бартон, мы положим его к вам в палату? – в палату вошла Алана со свежей тонкой историей в руке.

– Разумеется, сестра Колбан.

Сестра кивнула и завела средних лет мужчину. Правый глаз был почти невиден из-за отека. Щека синела. Пижама оказалась ему велика, и он прикрывал тощую грудь.

– Диагноз?

– Не указан. – пожала плечами Алана. – Он считает себя женщиной.

Кори приподнял бровь.

– И что? Это повод для госпитализации?

– Это не Нью-Йорк, доктор. Здесь это болезнь.

– Кто направил его сюда?

– Доктор. Почему меня кладут сюда? За кого вы меня принимаете? Что происходит?

Кори вывел обоих в коридор.

У Льюиса наблюдался невроз, нарастало паническое состояние. Нужно было что-то делать.

– Я доктор Лоусон. А как вас зовут?

– Люси. – представился Бартон. Алана закатила глаза.

– Что вас беспокоит, Люси?

– Мой глаз. Господи, я уродина.

– Не правда, Люси. Это всего лишь синяк! – Кори взял больного за руку. Пульс уряжался. – Вот как мы поступим. Сестра Колбан, отправьте больную на рентген черепа и лицевых костей. Потом в перевязочную и в третью палату.

– Это женская палата. – настаивала Колбан.

– Алана, – Кори отвел сестру, чтобы Бартон не слышал. – Нам сейчас нужно не усугубить положение. Если он считает себя женщиной, положите его в долбаную женскую палату! Там все равно никто не лежит! А еще у него все симптомы сотрясения.

– Нет. Согласно статье о застройки земельных участков от две тысячи первого года, вам не нужно оплачивать свыше двадцати пяти процентов! – Николсон опять вопил по воображаемому телефону-тапочку.

– Мистер Николсон, вы в больнице! Немедленно уберите телефон!

Николсон впервые замолчал и вытаращил глаза на Кори.

– Хватит работать. Пора лечиться. – Кори отобрал тапок у мистера Николсона. И тот вовсе растерялся. Через минуту он кричал, что будет жаловаться в министерство и выкрикивал номера статей. Но Кори было все равно. Кори назначал ему галопиредол.

На обед давали хваленый Аланой рыбный суп. В зеленой воде плавали куски картофеля и какой-то крупы.

Мириам говорила без остановки и у Кори разболелась голова. Запах рыбного супа, пульсирующие воспаленные глаза, непрерывное недовольство санитарки. Голова хотела лопнуть. Кори бросил алюминивую ложку в тарелку и вышел. Слыша за спиной как Мириам, возмущается не вымытой им посуде.

Это оказалось тяжело. И не больные и их состояние, а коллектив и царившая в нем атмосфера. Все ругались. Кричали, высказывали недовольство, из кожи вон лезли чтобы зацепить друг друга. Санитары лезли в работу врачей и сестер. Сестры томно вздыхали и закатывали глаза на назначения врачей, будто их просили ни укол сделать, а разгрузить вагон металлолома.

Кори закрылся в кабинете Фарелла и разложил перед собой листы назначений. Да, у Фарелла таблеток не выпросишь, как снега летом. Зато доктор Апекс был слишком щедр. Кори отменил все одной большой чертой. Обед закончился. Отделение погрузилось в тишину. Ну как тишину? Все продолжали шуметь и только Мариам напоминала им о сон часе.

Кори достал пропуск в полиэтиленовой упаковке, чтобы тот не истерся. Охранники приветствовали его, все так лениво куря под навесами, прячась от дождя. Как и вчера.

– Добрый день, доктор Лоусон. А где доктор Фарелл? Валяется у себя в кабинете? – охрана внутри была более общительной.

– Нет. Доктор Фарелл решил дать мне немного личного пространства для обучения.

Охранник усмехнулся. Он, разумеется, в это не поверил. Дастина увели на электросон. Бригс еще не отошла от вчерашнего потрясения. Смита Кори не хотел видеть сам. Он уверенно шел по коридору к палате номер одиннадцать.

– Убоитесь судного дня, ибо станет он единственной вечностью и истиной. – доносилось из соседнего коридора.

– Решили отрастить бороду, доктор Лоусон? – спросил санитар Ли. Мейсон Ли, был очень шумным, но не раздражающим как Мариам. Веселый, но не простак. Наряду с чудаковатой внешностью в виде кучи пирсинга у него были крашеные в вишневый старушечий цвет волосы и вечно грязный костюм в пятнах. Его упрекали в неопрятности даже больные, но Кори был слишком воспитан, чтобы тоже делать это.

– Вы бы получили шокер у охранника.

– Я пришел лечить, а не демонстрации разгонять. – грубо ответил Кори санитару. И у решетки в ту же секунду возник Крашер.

– Виски. А я знал, что ты придешь.

– Разумеется, обход каждый день. – резко сказал Кори, и Крашер отпрял от решетки.

– Кто тебя так разозлил? Это ты, Мейсон, засранец. Только попробуй злить Виски, и я тебе пальцы переломаю.

– Задницу себе не сломай. Я тебе такую сладкую жизнь устрою… – из весельчака Ли в миг превратишься в какую-то бестию. Кори растерялся.

– Мейсон, оставьте нас. – приказал Кори, но это совершенно не подействовало. Ли продолжал вопить и сыпать угрозами, а Крашер смеялся, прижимая свое лицо к решетке.

От шума у Лоусона вновь загудела голова. Он ведь доктор и его должны слушать.

Наконец Ли ушел, проклиная всю больницу и тот день, когда он сюда устроился.

– Обожаю его злить. Он потом срывается на сестрах и портит бумагу своими заявлениями на увольнения.

Кори не ответил. Он все еще не понимал, почему его считают пустым местом. Почему на его назначения реагируют, как глобальное потепление. Неужели практика нужна только для того, чтобы амбициозные студенты поняли, что они никто, и все что они делают бесполезно, и никому не нужно.