Артур Кинк - Тайна лечебницы Отектвуд

– Сядь и успокойся. Боб был пьянчугой! Потому и замерз!

– Нам обещали золото! Генри обещал нам золото! И где он собрался его мыть? В снегу? Четыре месяца, ты только и делаешь, что охраняешь этих дикарей и пропадаешь в шахте. За это время погибло семеро! Я не хочу оказаться в их числе. И не хочу, чтобы ты или наши дети оказались в их числе. Дорогой прошу тебя. Давай уедем.

– Мы никуда не едем! Нагрей мне воды! – Лукас громко хлопнул дверью, запустив в дом ледяной вихрь.

В холодном воздухе, Лукас учуял запах трубки. А вскоре показался и ее владелец – Остин. Крепкий старик с красным носом.

– Генри искал тебя. – Остин затянулся и прищурился, чтобы снежинки не попадали в глаза.

– Дороти опять закатила истерику. Не нравиться ей тут.

– Черт разберешь этих баб. Я надеюсь, ты не собираешься ее слушать? Чума убила два поселения, но до нас так и не дошла! Эту землю бережет сам Господь. Давай топай.

Утопая в снегу, Лукас двинулся к дому возле частокола, что отгораживал индейцев. И рудники.

Лукас приоткрыл маленькую щель, что бы не охлаждать помещения и протиснулся в нее.

– Сними сапоги. – зычный и четкий голос Генри из комнаты приказал Лукасу и тот стянул обувь.

Генри жил богаче остальных. Не в ветхой постройке, что еле сдерживает холодные ветра, а в добротном, утепленном доме. Шкуры животных на полу и чучела на стенах. Генри стоял у стола в кожаном фартуке и перчатках. На обеденном столе лежал Боб. Весь пол и ноги Генри были залиты красной кровью. Она стекала по ножкам стола, сворачиваясь и опадая кусками.

– Иисус Мария! Генри, что ты делаешь? – Лукас застыл в дверях не в силах двинуться вперед или убежать назад.

– Боб умер не от низкой температуры. Он даже не отморозил пальцев. Подойди, Лукас. Взгляни на сердце.

Лукас сглотнул подступающую к горлу рвоту. В руке Генри сжимал человеческое сердце. Размером чуть меньше, чем у взрослой свиньи. Он шевелил его пальцами, надавливал и отпускал. Из двух отростков посреди органа, выплескивались густые темные сгустки.

– Видишь эти точки. Это кровоизлияния. Боб умер не от холода. Боб умер от разрыва сердца. От страха! Что-то напугало его до смерти!

Лукас думал, что следующим, от страха разорвется именно его сердце.

– Здесь не так много людей, кому я могу доверять. Старик Остин, Ты. И, пожалуй, все, – Генри методично проталкивал сердце Боба в банку. – Это место таит в себе много загадок. И когда мы разгадаем их, то станем самыми богатыми людьми в новом свете.

– Нужно предать Боба земле. – неотводя глаз от пола сказал Лукас.

Алабама, Отектвуд 3:04 а. m .

Лист металла в очередной раз загремел от порыва ветра. И Кори резко поднял голову. Оборванные обои, спертый воздух, черные от пыли рамы. Хотелось закричать «Где я?», но потом Кори вспомнил. Он в Отектвуде. Штат Алабама. Через четыре часа ему вставать на работу. Кори уложил голову обратно на книгу, но сон не приходил. Холодильник назойливо шумел, и часы тикали. Кори оглядел кухню и комнату. Никакого намека на часы в доме не было. У него электронный фитнес браслет и звука он не издает. Ни на стенах, ни на столе. Часов нигде не было, но что тогда тикает? Кори засунул мизинец в ухо и прочистил его. Звук никуда не исчез.

Обойдя все, Кори выдернул шнур холодильника из розетки. Теперь тиканье стало более отчетливым. Кори прошел в самый дальний угол и открыл кладовку. Из нее тотчас посыпались швабра, метла, тазики и ведро. Кори зажег тусклую желтую лампочку. Бутылки с чистящими средствами и тряпки на полу. Часов не было, а вот звук становился сильнее. Холодок пробежался у Лоусона по спине.

– Это сон, – Кори щипал себя за руку, это было больно, но не помогало. – Во сне нельзя ничего прочитать, – Кори рванул к столу, схватил книгу и начал вслух читать первое попавшееся предложение. – Кататония речевой заторможенности является противоположностью кататонии речевой готовности, – Кори почти кричал, но навязчивый звук был громче. – Для нее типична чрезвычайная разговорная инертность., переходящая на отдаленных стадиях развития болезни в полное отсутствие разговорных импульсов. – голос срывался. От страха хотелось плакать. Лоусон бросил книгу на стол и дом наконец погрузился в тишину. Тишину настолько густую и вязкую, что невозможно было в ней дышать. Радио! Эндрю говорил про радио. Кори, сбивая стулья, побежал на кухню, и нашел старый приемник. Кнопки почти вросли в грязь и не двигались.

«Шесть часов ровно. Кто-то уже проснулся на работу, а кто только ложиться в постель. А мы слушаем Шакиру…»

Кори сел на пол возле приемника. Он смотрел в стену, но не видел ее. Приемник хрипел, искажая музыку. Женский голос превращался в хруст костей и кашель захлебнувшегося. Кори пожалел, что включил радио.

Телефон загудел. Будильник. Кори моргнул. За грязными окнами светало. Туман заполонил почти весь его двор. Он скрывал весь мусор и хлам, оставляя лишь силуэты деревьев. Зрелище было завораживающее. Минут пятнадцать Кори смотрел в окно.

Без пятнадцати восемь доктор Лоусон стоял в холле корпуса А. Алана лениво натягивала халат, поверх цветастого платья. Он увидел санитаров, сестер и врачей, плетущихся на работу с угрюмыми лицами. Он побывал на планерке, где чуть не оглох от крика Шварца. Пожилой добряк, оказался не таким уж и добрым.

После сестра Грегсон заварила растворимый кофе и достала домашнюю выпечку в пластиковом контейнере.

– Суховато. Ты добавила мало масла? – санитарка Мириам громко жевала и критиковала стряпню Грегсон. Кори был рад и такому. Он ел, кажется, в понедельник вечером, а сегодня утро среды.

– А, по-моему, очень вкусно. – сказала Алана и Мириам бросила на нее недобрый взгляд. Она была крайне неприятной женщиной. Кори не успел познакомиться с ней вчера, но и знакомству сегодня он был не рад. Поджатые в недовольной ухмылке губы, крашенные в бордовый цвет волосы, и почти не закрывающийся рот. – Кофе пить утром, так все бегут. Но никто ничего не носит. Я должна всех кормить?

– Спасибо, пойду работать. – Алана громко поставила свою кружку в раковину и вышла из бытовой. Кори тоже не стал допивать. Несмотря на бессонную ночь, чувствовал он себя бодрым. Даже на лекции, он вставал с большим трудом, а здесь, поспав едва ли часа три, он был бодр и готов к работе.

Доктор Фарелл пришел в половине девятого. Это был не определенного возраста, лысый мужчина с загорелым лицом и кучей родинок. Ему было совершенно наплевать на происходящее вокруг. Он наступил на разлитую больным кашу, грустно поглядел на свои туфли и двинулся дальше.

– Доктор Фарелл. Я Кори Лоусон. Доктор Шварц сказал, что я буду проходить практику у вас.

– У меня? – переспросил Фарелл, так, будто вообще не понимал, что происходит. – У меня. У меня! – пропел он. Кори стоял у двери и еле сдерживался от того, чтобы не рассмеяться. – Первая клиническая практика?