Виктор Дудко - Энциклопедия наших жизней. Семейная сага. Созидание. 1964 год

Этот месяц январь дался нам нелегко, но Олег был спасён, и уже в середине февраля он и Ира были дома. Молока у Иры было достаточно много, и она отдавала его в нашем посёлке кому-то (таким образом, у Олега есть молочный брат или сестра).

1-го и 2-го января 1964 года бесполезно было везти Олега в Москву, т. к. в праздничные дни мы ничего не смогли бы добиться. Договорились, что четвёртого января мы выписываемся из больницы. Нам дают сопровождающую сестру и машину.

Сели мы в машину. На заднем сидении уместились – Витя, моя мама с Олежкой на руках, и я в полу лежачем состоянии, т. к. швы ещё не зажили. А впереди, рядом с водителем сидела сопровождающая сестра.

Мама всю дорогу держала кулёчек с Олегом. И украдкой, чтобы я не видела, приподнимала кружевной треугольничек от простынки, прикрывавший лицо и рассматривала личико спящего Олега.

Мне казалось по выражению её лица, она проверяет – живой он или нет… Он не шевелился и не плакал. Он просто спал…

Приехали мы в МОНИКИ. Это Московская клиника для больных из Московской области. Помню – полутёмный длинный коридор, который по своей сути являлся приёмным отделением. С улицы входишь – вдоль стен скамейки. А в конце коридора другая дверь, выходящая во двор больницы.

Перед дверью сидела дежурная сестра, которая при необходимости вызывала врачей для переговоров с больными.

Весь коридор был заполнен людьми. Они сидели на скамейках, и даже прямо на полу, вдоль стен. Мама упросила, ей уступили временно местечко на одной из скамеек. Она перепеленала мокрого Олежку, и покормила из бутылочки, которой нас снабдили в роддоме. Больше молока не было…

Мы подошли к дежурной сестре. Она вызвала дежурную врачиху из детского отделения. Та пришла, и стала нас отчитывать. И как это мы додумались, такого маленького везти к ним? Во-первых, у них в отделении не кладут с мамашами. Во-вторых, у них нет молочка грудного, придётся доставать и привозить его самим.

И, наконец, в-третьих – в настоящее время в их отделении сейчас инфекционная пневмония, и, поэтому – положить сюда ребёнка – это значит, обречь его на верную гибель. Она на себя такую ответственность не берёт… И ушла…

Ну, что делать? А сопровождавшая нас медсестра торопит – "Решайте что-нибудь скорее. Мне пора домой".

Витя решил позвонить тёте Лии. Сейчас поясню, кем она нам доводится.

У Витиной мамы был брат Борис, врач. У него была жена – тётя Лёля. Тётя Лия была родной сестрой тёти Лёли.

Лия Валентиновна с мужем – Костей и сыном – Борисом жили в Москве. Уже нет в живых ни тёти Лии, ни дяди Кости (Борису почему-то мы давно не звонили).

С семьёй тёти Лии мы дружили. Они были на нашей свадьбе. Тётя Лия опекала нашу Милочку. И на этот раз она была в курсе и рождения Олега и – его болезни.

И вот, когда мы находились в МОНИКАХ в безвыходном состоянии, Виктор в первую очередь позвонил ей.

Она работала начальником отдела кадров 3-го медицинского стоматологического института.

В институте она работала много лет, была не только красивой женщиной, но и очень уважаемой, общей любимицей всего большого коллектива института.

Нам повезло, когда Витя позвонил тёте Лие, она была на месте. Это спасло жизнь нашему Олежке ещё раз. Она поняла, в чём дело, и попросила подождать. А дальше было всё просто.

Она открыла дверь своего кабинета, и выглянула в большой холл. В это время мимо проходил какой-то профессор. Она подозвала его, и объяснила ситуацию.

Он подумал, и сказал, что в МОНИКАХ у него знакомый заведующий не детского, а хирургического отделения. Тем не менее, он ему сразу же позвонил. Тот по внутреннему телефону перезвонил – заведующему детского отделения. Мы не успели устать от ожиданий, как бежит к нам та же дежурная докторша

Ах, как она преобразилась! Это была сама вежливость, улыбчивая подхалимка. Она причитала – "Ах, я не знала! Ах, вы не сказали! Но, у нас, действительно, инфекционная пневмония…

и т. д. и т. п., но мы вам поможем.

Вот вам записка от нашего зав. отделением в Филатовскую детскую больницу. Езжайте, вас там сразу же примут"…

И нас, действительно, там сразу же приняли. Это была единственная больница в Москве, где лечили деточек с заболеваниями крови. (Эта больница расположена на внешней стороне Садового кольца вблизи станции метро Маяковская и гостиницы Пекин, здесь же много лет спустя спасали нашего правнука Илюшу).

Но трудности не кончались. В больницу взяли Олежку. А мамочек с детишками не клали. Кормящие мамы должны были приходить в больницу к 6-и утра, и уходить после 12-и ночи. Через каждые три часа мы сцеживали молочко, и отдавали его на кухню. Там его стерилизовали, может быть, ещё как-то обрабатывали, но нам возвращали бутылочки с молоком. Мы шли в коридор, где правая часть его была разделена на маленькие кабинки – боксы. Нам приносили наших малюток, и мы их кормили из бутылочек. Мне приносили Олега оранжевого цвета. Но с каждым днём он становился светлее и светлее.

Ему ежедневно делали уколы в височные вены. Вливали плазму и ещё что-то. Если бы мы жили в Москве, и, если бы, прошли обследования оба, то заранее могли бы выяснить, что у нас не только разные группы крови, но и разные резусы. Тогда нас поставили бы на учёт, и сразу же положили бы в эту больницу. Олегу заменили бы всю кровь. А так получилось, как получилось. Наверное, всё-таки ангел-хранитель очень помогал Олегу выжить. А, может быть – сам БОГ вдохнул в него новую душу? По крайней мере, такая версия получила право на существование, правда – лишь, двадцать один год спустя…

Лечащий доктор в Филатовской больнице – была Заря Евгеньевна. Фамилию не помню. Можно считать, что это ещё одна мама в его жизни…

Ночевать в Москве мне было негде. Единственным выходом было – ночевать у Милочки. Она вышла замуж, и в это время жила в коммуналке с Володей в его семье. Это где-то в Перово недалеко от одноимённой платформы Казанской железной дороги, в рабочем районе, в старом кирпичном бараке, в одной из комнат жили: Володина мама, три сестры с мужьями, и Володя с Милой. Когда на ночь стелили постели на раскладушках, негде было поставить ногу. И вот, при такой тесноте, они мне выделили раскладушку, сразу же за входной дверью, чтобы я могла возвращаться ночью, и никому не мешать, а утром уходить до рассвета. Спасибо им большое за это гостеприимство.

Утром в больницу я приезжала с открытием метро, а ночью я сцеживала молочко, и меня отпускали пораньше, а сестра его кормила сама.

Наконец, настал день, когда нас выписали домой…

В сохранившихся записках из роддома почти не рассказывается о том, как это всё было, сколько мы все всего пережили… Да, к тому же, часть записок не сохранилось. А я помню, какими моими воплями они сопровождались.