Елена Кузнецова - Сквозняки закулисья

Какие там идеи? Барыш да навар – вот и все идеи! И новое российское телевидение для них было самым легким и быстрым способом увеличить свои барыши. Все понятно: рабочая сила дешевая, мировых цен дураки не знают, верят фальшивым бумажкам о несуществующих банковских счетах.

Для одних работы было много, а для других ее не было совсем. Казалось дикостью, – в телецентре, полном профессионалами, многие были не у дел. Почему? Поначалу Павла это изумляло, но только до тех пор, пока до него не дошло главное. Денежные мешки ничего не понимают в телевидении, но «хочут, чтобы им сделали красиво». Нормальный работник обязательно начнет объяснять, что и как надо делать. То есть, станет учить. Только «новые учителя» за такую «музыку» платить не желали. Телеспецов покупают оптом в копейку: совок закончился. Есть от чего куражиться толстосумам! Они нанимали персонал строго по принципу: максимум любовниц, минимум профессионалов, которые выполнят работу за мизерные деньги, остальные – обеспечат комфорт.

Вот и оказалось, что теперь на телевидении – его родном телевидении – правят бал нефтяные магнаты и биржевые махинаторы. Тыча пальцем – сделай мне так! – им удобней иметь дело с себе подобными. Маленькие подлые копии легко осадить – нужно только хозяйское желание, а повод уличить в некомпетентности всегда найдется. Профессионал станет спорить, а молодой хам умоется, проглотит обиду и рьяно бросится воплощать любую глупость шефа. Таких, как вратаря, пропустившего гол, нетрудно обвинить в любых огрехах команды. С ними удобно. Они всегда соглашаются. И вот уже толпы молодых и наглых подвизаются на административно-хозяйственных постах и лижут новым господам все, до чего достанут. Они приезжают на своих навороченных тачках, не выпускают из рук сотовые телефоны, на оплату которых уходит львиная доля зарплаты профессионалов, и ведут себя, как последние хамы, благо пример хозяев перед глазами.

Павлу – сорокалетнему режиссеру – платили 800 долларов, а костюмерша 18-ти лет приходила на час, гладила костюм и получала 350. И все. Он же до того, как выйти на площадку, общался с заказчиками, заказывал реквизит, подбирал актеров, расписывал съемку по секундам. Заказчики вели себя, как капризные барчуки: часто сами не знали, чего хотят, но часто меняли уже отработанное на площадке и ничего не отстегивали за свои фантазии. А аренду помещений, оборудования и служб все равно приходилось оплачивать. Не особо ломая голову, хозяин придумал, как не спугнуть заказчиков и сократить расходы: он просто вычитал эти деньги из зарплаты сотрудников, мотивируя наказанием за неисполнительность и неспособность к экономии.

– Бизнес требует жертв. Вам всем надо много стараться, чтобы освоить цивилизованные способы работы. Привыкли жить в бардаке! Давайте-ка, учитесь выдавливать из себя рабов, – поганец наставлял добродушно и часто. После подобных наглядных занятий группа отправлялась на ночной монтаж, договариваясь с инженерами на свой страх и риск, потому что законно арендовать аппаратные «цивилизованный» космополит не желал. А сам он после того, как «каждая сестра получала по серьге», сваливал в ближайшее казино – просаживать «экономию».

Всю эту нервотрепку Павел терпел, потому что ничего больше не знал и не умел. Жизнь вне железобетона Останкино была непонятной и пугающей. Мир внутри – противным до омерзения, но знакомым. Так что, как-то сами собой постепенно исчезли обиды на прошлое, даже развилась некоторая ностальгия: в советском государстве было много идиотизма, но такой вопиющей профессиональной безграмотности не было.

– Тортякой в мордяку – это смешно, – любил говаривать поганец-продюсер. В этом для него был и менталитет, и образовательный уровень среднего жителя России. Эту страну он презирал, но приезжал наваривать быстрые деньги способами, за которые его давно бы посадили за решетку в американском раю, куда побежал он за длинным долларом, называя это эмиграцией по национальному признаку. На самом деле, – в группе ходили глухие слухи, – он пытался «химичить» с дерибасовскими замашками: то ли доливал, то ли разбавлял, то ли приписывал. Он так делал в Одессе, попробовал в Испании, попытался в Филадельфии, но там получил по рукам, отделавшись испугом, и, замарав штаны, прибежал в Москву. И из побитого второсортного эмигрантского пса стал важным «новым русским». А тут таких, как он – все в бизнесе по маковку!

В минуту душевного расслабления поганец любил предаваться размышлениям о глупости оставшихся – никуда из России не сбежавших – и лениво учил жить правильно. Так, с легкой руки этих баловней судьбы и наживы расплодились многочисленные пошлые шоу, где обнажались души и тела, в которых юмор начинался там же, где и заканчивался – в районе гульфика. Они понимали свое богатство и могущество, как возможность заставить других делать непотребство. И все с удовольствием начинали обсуждать чужое исподнее, чтобы не отстать от моды и не прослыть ретроградами, плетущимися в хвосте мировой «культуры». Политическую проституцию, извращения и настоящий половой акт провозгласили символами нового российского телевидения, а современность теперь стала называться сексуальностью.

– Ишь, как меня разобрало! – Павел тупо смотрел рекламу женских прокладок, а в душе рождалось отчаяние. Как и многие режиссеры, он надеялся заработать на рекламе денег для съемок своего кино. Какое там кино? Пиф-паф – и все кино. Нет его уже, и никому оно не нужно. – Да пошли вы все! – Он замялся с направлением. Послать хотелось так далеко, как никто никого никуда еще не посылал. – Однако, какое же это должно быть замечательное место! – Хотелось засмеяться, но получилась только кривая усмешка. – Лепота! А не сгонять ли самому?

Ближайшим стойбищем была кухня. Водка кончилась еще вчера, поэтому пришлось открыть сладкий вишневый ликер. Павел плеснул в стакан яркой пахучей жидкости. Как бабы это пьют? С первого раза ответить не получилось. Чтобы разобраться окончательно, пришлось осушить полбутылки. Если честно, то Павел так и не понял женщин, но захмелел сильно и зачем-то поплелся в спальню с пустым стаканом.

Очень мешали тапочки, но пришлось терпеть их на ухабах неразобранной постели, а заодно и очки на носу. Спать Павел любил и всегда делал это с удовольствием. Только сны никогда не помнил наутро. Хотя ощущения чувствовал остро. И всегда безошибочно мог сказать, хороший был сон или плохой…

… на кровати лежала женщина лет тридцати. Она спала. Это Павел понял, когда открыл дверь и вошел в комнату. Женщина открыла глаза и улыбнулась ему. Ободренный, он направился к кровати. На ощупь волосы оказались гладкими и мягкими. Он поднес к губам ее руку и игриво пощекотал шею. Потом наклонился, замер в долгом поцелуе…