Ольга Манс - Некромант

Я напряженно сидела на лавочке, когда вышел уставший врач и сообщил, что они успешно прооперировали, но отец впал в кому. Повидаться с ним нас так и не пустили, потому я отвезла маму домой, уложив ее обессиленную спать. Сама же уснуть так и не смогла. Глубокие кровоточащие раны потери выворачивали меня наизнанку, я, не моргая уставилась в потолок, не веря, что еще вчера мы смеялись со Светой, а теперь ее нет…

Три дня пролетели как в тумане. Все это время мама просидела возле койки отца, всхлипывая и что-то невнятно шепча себе под нос. Когда я в очередной раз заглянула в палату, картина не поменялась: ссутулившаяся женщина сидела подле больничной койки. Я подошла к маме, хотела положить ей руку на плечо и услышала ровное дыхание – она спала. Ее тоненькая кисть держала папину руку, бледную и неподвижную. Я собралась с духом и посмотрела на его лицо. Так непривычно было видеть это мужественное строгое лицо неподвижным и расслабленным. Его всегда длинные золотистые волосы были коротко пострижены, а с левого бока полностью выбриты, где на бледной коже ярко выделялись нитки и четкая линия шрама. При взгляде на него у меня вновь защипало глаза, но, как и предыдущие дни, ни одна слезинка не смогла пробиться. Все из-за того, что я не могла позволить себе плакать при маме, когда она и так убита горем. Хотя мама спала, я все же не решилась разбавить равномерное пикущие приборы жизнедеятельности своим плачем. Я приложила пальцы к губам, сдерживая болезненные стоны души. «Прости, прости меня, папа. Я вновь разочаровала тебя. Если бы Сила во мне пробудилась, то ты не лежал бы здесь, а Света была бы жива… Ты вложил в меня столько знаний, мы бы справились вдвоем… и никто бы не пострадал…» Я разговаривала про себя с отцом уже не в первый раз, но он, конечно же, не отвечал.

Я тихо покинула палату и осторожно прикрыла за собой дверь. В коридоре меня встретил лечащий врач отца. Он подробно описал состояние пациента и, как и прежде, намекнул, что шанс выйти из комы очень невелик.

– Ты же понимаешь, Маша, что ей нужно отдыхать. Я не могу позволить ей сидеть в палате дни и ночи напролет, – продолжал врач, говоря уже о маме.

– Она не уйдет, – сухо ответила я. Он собирался возразить, но я его опередила: – Вы же должны это понимать. Мы потеряли… Мама сейчас разбита. У нее умерла дочь, и она не может потерять еще и мужа. Потому не уйдет отсюда. Вы как никто должны понимать это. – Я замолчала, прикусив губу.

Денис Михайлович, лечащий врач отца, давно знает нашу семью. Много лет назад, когда демон посмеялся надо мной, сказав, что я пустышка, мой отец совершил обряд экзорцизма именно над его дочерью. Девушка выжила благодаря моему отцу. Поэтому врач, немного помолчав, все же кивнул и сказал, что поставит в палате отца еще одну койку, чтобы мама могла спать прямо там.

Похороны Светы тоже прошли как в тумане. Многие пришли проститься с доброй, лучезарной девушкой, которая навсегда скрылась под землей. Мама, согнувшись пополам, плакала на плече высокого мужчины, одного из членов Ордена. Однако не все его коллеги пришли почтить память Светы. Тетя Таня обняла меня за талию и притянула к себе.

– Как ты, Машенька?

– Плохо, – созналась я, глядя, как люди возлагают венки на могилу сестры.

– Ты все эти дни сидишь дома одна. Прогоняешь друзей. Позволь мне составить тебе компанию?

Я коротко кивнула, еле удерживая себя на ногах. Это заметила тетя. Она подошла к маме, коротко переговорила с ней и вернулась ко мне. Взяв под руку, повела меня прочь с кладбища. Я хотела вырваться и остаться здесь, с сестрой, но тетя только ускорила шаг. Уже дома она накормила меня горячим супом и присела на кровать, когда я, как обычно за последние дни, начала сверлить пространство пустым взглядом.

– Доченька, ты выглядишь очень скверно. За все эти тяжелые дни ты ни разу не выплакалась, – заговорила тетя, притягивая меня в свои объятья. – Тебе станет легче. Поплачь, моя хорошая.

Я всхлипнула раз, потом другой, перед глазами пронесли картинки детства, наши шалости со Светой, потом мое фиаско, а затем кровавая бойня в детской комнате. Так долго сдерживаемые слезы градом потекли по щекам. Мы еще долго просидели в тесных теплых объятиях. Я не могла остановить поток из глаз, прокручивая в голове мысль, что все могло быть иначе. Спустя полтора часа мне все же удалось успокоиться. Я отстранилась от тети и вновь уставилась пустым взглядом в пространство перед собой. Когда она засобиралась уходить, пришли Валя и Кирилл. Я удивленно посмотрела на тетю Таню. Та улыбнулась и сказала, что мне сейчас нельзя оставаться одной и потому она позвала моих друзей. Так прошла неделя, днем со мной была тетя, вечером ребята, но порой я оставалась ночью одна, поглощенная тоской и горем. Всю следующую неделю слонялась одна в опустевшем доме, все думала, думала, думала… Пару раз находила бутон розы на своей подушке. Я видела такой сорт у тети в саду, потому понимала этот жест как желание поддержать меня в трудный момент моей жизни. Я подносила этот цветок к губам и вдыхала его сладкий запах, вспоминая, как мы со Светой носились в догонялки в саду у тети. И слезы вновь подступали к опухшим глазам.

За эти две недели мама так и не вернулась домой. Я навещала ее, но мы практически не разговаривали, вернее, не говорила она. В основном разговор вела я, типа «Как самочувствие? Что тебе принести?», но мама ни словом не обмолвилась о моем состоянии, не спросила, как я себя чувствую, как живу все эти дни одна в большом доме. И каждый раз я уходила из палаты с тяжелым сердцем, съедаемым виной.

Сегодня Валя с Кириллом остались на ночь, и намного позже, когда ребята уже уснули все вместе в моей кровати, мне пришла очень соблазнительная мысль. Я долго думала об этом, когда одна сидела в темноте. Думала и гадала, как все исправить, как спасти маму от ужасного горя и помочь папе подняться на ноги. Как исправить такую страшную ситуацию и никого не разочаровать в очередной раз. И вот сейчас, наконец, четко увидела выход из этого тупика.

Наутро я поделилась своими мыслями с ребятами. Кирилл жестко выругался, обозвав меня сумасшедшей, Валя долго трясла передо мной пальцем, запрещая мне даже думать об этом. Но я была дочерью своего отца. И вот мы втроем уже стояли возле кованой калитки.

– Маша, прошу тебя, одумайся! Это очень плохая затея! – бормотала Валя за спиной, вцепившись мне в руку мертвой хваткой.

– Да, согласен с Валей, – поддакивал Кирюха, – с чего ты решила, что все получится? Это… это похоже все на какую-то фантастику. Черт-те что!

– Да, Кирилл, ты прав, мы совершенно ненормальная семья, – хмуро пробормотала я, – потому пойдемте.

Я распахнула калитку, предварительно вырвав руку из хватки подруги. Пока мы шли по дорожке из светлого камня, Валя по-прежнему пыталась меня переубедить и вернуть домой.