Дэвид Амброуз - Суеверие

На месте разбитого стола стоял новый. Когда все расселись вокруг него, Сэм обратился к ним с речью:

— Я, разумеется, отправил дочери и сыну Мэгги письмо с выражением наших соболезнований. Должен сказать, что последние сорок восемь часов я ждал, что против университета будет затеян судебный процесс. Сын Мэгги, по наущению пастора, с которым Мэгги говорила незадолго до смерти, хотел привлечь нас к ответственности. Но ее дочь, во многом благодаря объяснениям Джоанны, его не поддержала. Так что единственный вопрос, который нам с вами теперь предстоит решить, это продолжать эксперимент или нет. Если кто-нибудь хочет высказаться...

Джоанна кашлянула:

— Я единственная, кто не был на последнем собрании, но и на пленке оно выглядит весьма впечатляюще. Нет сомнений, что происшедшее сильно встревожило Мэгги, и нельзя не признать, что это сыграло роковую роль в ее смерти. Я понимаю, что это эмоции, но мне хочется сказать — хватит, давайте прекратим все это. Эксперимент был поставлен ради меня, ради моей статьи, и потому я чувствую личную ответственность...

— Но ты не права, — перебил ее Сэм, и остальные дали понять, что не считают Джоанну виновной. — Эксперимент был поставлен в рамках исследовательской программы нашего отделения. Если бы мы не сделали этого сейчас, то начали бы его чуть позже, с другой группой. Если уж кто-то несет ответственность, то только я. Если бы я знал, что у Мэгги слабое сердце, я бы не разрешил ей участвовать. К несчастью, она мне об этом не сказала, а я не догадался спросить. Но бить себя в грудь, восклицая mea culpa, — бессмысленно и бесполезно. Мэгги умерла, и этим ее не вернешь. Но есть вопрос, который является ключевым не только для нас, но и для целого направления исследований в этой области. И этот вопрос звучит так: существуют ли феномены, которые противоречат нашим представлениям о реальности? Мы все в этой комнате наблюдали подтверждение тому, что они существуют — но я по-прежнему убежден, что эти явления были созданием нашего разума, и ничем иным. Мэгги, как оказалось, видела в них действие потусторонних сил. В связи с этим я хотел бы узнать ваше мнение на этот счет.

Все молчали. Барри покачал головой, выразив общее нежелание высказываться на эту тему.

— Знаете, что было бы интересно сделать? — сказал Роджер, потеребив себя за ус. — Давайте спросим у Адама, что он думает по этому поводу.

Сэм улыбнулся одними уголками губ.

— Я сам собирался это предложить, но рад что идея поступила от вас, — он оглядел присутствующих. — Все согласны? — каждый кивнул. — Хорошо. Адам, ты здесь?

Молчание. Джоанна обратила внимание, что все держат руки на коленях, кроме Сэма, который положил их на стол, и Барри, чьи сжатые кулаки касались столешницы. Сэм тоже это заметил.

— Может быть, вернемся к прежнему способу? — предложил он. — Положим руки на стол ладонями вниз?

Все повиновались, и Сэм сказал:

— Так, попробуем снова. Адам, ты здесь?

Наступила тишина; потом Пит нарушил ее:

— Может быть, его не удается выудить потому, что стол другой?

— Адам, мы хотим с тобой поговорить, — сказал Сэм. — Ответь нам, пожалуйста, ты здесь?

Все услышали и одновременно почувствовали два стука — «нет».

— Мои соседи называют это «польское да», — хихикнул Барри и, смущенно покрутив головой, добавил: — Я никого не хотел обидеть.

Уорд Райли задумчиво нахмурился:

— Может быть, это означает, что здесь не Адам, а кто-то другой?

Роджер посмотрел на Сэма, и Джоанна заметила, что тот упорно старается избегать его взгляда. Она знала, о чем он думает — о чем они все подумали в эту минуту.

— Это правда? — тихо спросил Сэм. — Здесь кто-то есть, но не Адам?

Ясный, уверенный стук — «да».

Стараясь говорить как можно спокойнее, Сэм спросил:

— Вы не могли бы сказать нам, как вас зовут?

В ответ послышалось поскребывание, но не такое, к какому они привыкли — вероятно, оттого, что стол был сделан из другого материала. Впрочем, смысл его все равно был ясен — именно так Адам выражал свое желание воспользоваться доской с алфавитом.

— Не знаю, как быть, — пробормотал Сэм. — Доска-то разбилась, а другой у нас нет.

— Я придумал! — Пит вскочил и подбежал к столику у стены. — Когда я был маленьким, мы делали так.

Он быстро написал на листе бумаги все буквы алфавита и ножницами вырезал их. Второй лист он разрезал пополам, на одной половине написал «да», а на другой — «нет». Потом он разложил буквы на столе, а вместо блюдца взял пустую чашку, перевернутую вверх дном.

Никто не проронил ни слова. Закончив, Пит сел на свое место, и все положили пальцы на донышко чашки.

— Пожалуйста, напишите свое имя, — попросил Сэм.

Чашка пришла в движение. От всего происходящего веяло какой-то неизбежностью, как в древнегреческих трагедиях. Быстро, лишь на мгновение останавливаясь у каждой буквы, чашка начертила: «М-Э-Г-Г-И».

Дрю судорожно вздохнула и поднесла руки к лицу, этим жестом странно напомнив ту, чей призрак сейчас с ними беседовал. Остальные сидели молча, не зная, что тут можно сказать.

— Не убирайте пальцы, — профессионально бесстрастным тоном проговорил Сэм, словно хирург, который во время операции просит подать очередной инструмент. — Пожалуйста, скажи нам, почему ты называешь себя «Мэгги»?

Чашка вырвалась у них из-под пальцев, с невероятной скоростью полетела в стену, ударилась об нее и разбилась. Все произошло так стремительно, что никто не успел даже пошевелиться.

В следующее мгновение Пит издал странный гортанный звук и, уронив голову на грудь, обмяк на стуле. Сначала Джоанна подумала, что его задело осколком чашки, но ни крови, ни раны не было видно. Внезапно она поняла, что это все ей напоминает.

Это было почти точной копией того спектакля, который устроил Мюррей, якобы получив известие с того света. Только сейчас все было взаправду.

Пит громко застонал. Все повскакали с мест, и кто-то крикнул:

— У него припадок! Вызовите врача!

— Нет! — жестко бросил Сэм, будто отдавал приказ. — Это не припадок. Подождите. — Он подошел к Питу и тронул его за плечо: — Пит?..

Голова Пита откинулась назад, но лицо, которое увидел Сэм, не было лицом Пита Дэниельса. Глаза закатились, а зубы оскалились в усмешке черепа.

Внезапно опрокинулись два стула, потом — третий. В испуге все начали жаться к стенам, Дрю отчаянно крестилась, снова напомнив Джоанне Мэгги, — и только Сэм остался стоять возле Пита, не отпуская его плеча.

— Кто ты? — спросил он.

Губы Пита зашевелились, но звук, который за этим последовал, не был голосом Пита, и слова не совпадали с артикуляцией. Казалось, в его теле жизни не больше, чем в кукле чревовещателя, а слова доносятся из какого-то другого, скрытого источника.