Вячеслав Малых - Китайский дневник

И он со смехом покинул меня в дверях моей комнаты. Я был так утомлён, что даже толком не разглядел доставшийся мне номер. Отметил только, что в убранстве комнаты преобладали белые и коричневые тона, а мебель была отделана лакированными бамбуковыми вставкам. Я не в силах был идти принимать душ, да и сомневался, что в доме есть горячая вода. Не раздеваясь, чтобы не замёрзнуть окончательно, я рухнул на жёсткую кровать, выполненную в традиционном китайском стиле: тонкий матрас лежал прямо на досках, – и моментально уснул. Без сновидений.

Приложение 3

Это красный мак, засушенный до стеклянной хрупкости и вложенный между склеенных страниц дневника. Лепестки, похожие на крылья бабочки, побледнели, но не утратили цвета – алого, в тёмных прожилках. К бледно-зелёному, местами расслоившемуся стеблю привязана синяя нить с узкой биркой. На просвет видна надпись на бирке (почерк принадлежит не Александру):

В память о нашей анапской весне. Я люблю тебя, Сажа-сан . Свет.

Прибор

1

Проспал часов до десяти и проснулся с тяжёлой головой, словно подхватил простуду. Из-под одеяла было страшно вылезать, пугала и перспектива умываться ледяной водой. Чувствуя себя разбуженным посреди зимы медведем, я всё-таки заставил себя встать. От резкого подъёма в глазах потемнело – такое со мной происходит нечасто… Но я списал недомогание на то, что нахожусь в горах, да и климат непривычен.

В онемелой утренней заторможенности я постоял перед окном. Было не очень холодно, но как-то промозгло. Погода налаживалась, бесцветные облака прорезало солнце, его лучи быстро согревали промокший за ночь мир тростника, гор и ветров. Движения воздуха качали ветви, стряхивая капли вчерашнего дождя и последние уцелевшие комочки снега. Из моего окна были видны поросшие лесом каменные гребни, которые венчал далёкий пик, заляпанный пятнами льда. Кое-где по горам стелился туман, густой и молочно-белый. Солнечные лучи теснили его вниз, в горные долины, ущелья и пещеры, где он будет в течение дня ждать своего часа, чтобы снова вернуться ночью и закрыть собою горный мир.

Снаружи, пожалуй, было теплее, чем в моей комнате, ведь планировка дома была рассчитанной на то, чтобы сохранять прохладу. Я вышел в коридор и направился вниз.

Внизу, как и на втором этаже, царила тишина. Снаружи, за распахнутой дверью, смолисто благоухал двор – мокрый, забросанный сосновыми иглами и пожелтевшими ветками тростника. Снежная куча на клумбе уменьшилась в размерах, и в центре двора растеклась, как инопланетная субстанция, большая мутная лужа. Было и правда тепло, я снял куртку. Похоже, кроме меня, в доме и поблизости никого не было.

Погревшись на солнышке, я уже собирался вернуться в дом, когда что-то привлекло моё внимание. Не то чтобы нечто конкретное, просто мурашки забегали по спине. Вчера я пришёл сюда ночью и мало что способен был видеть, но непонятное ощущение подсказало мне: что-то изменилось. Двор был, конечно, тем самым двором, куда я пришёл вчера, дом был тем же самым домом. Тростниковые заросли вокруг были теми же… Или нет?

Я постарался найти то место, откуда вчера вышел к дому. Такого места не было. Я точно помнил, как в темноте пробирался по узкому коридору, сформированному зарослями тростника, помнил таблички на ветвях… Тростник был на месте, густыми пучками торчал он на краю площадки, обрамляя двор. Но вместо вчерашних зарослей, тянувшихся, как я помнил, километра на полтора, была лишь мощённая булыжником дорожка, обрамлённая изгородью из облепленных лишайником ветвей. Я прошёлся по дорожке вперёд и назад. Не было ни табличек, ни треугольника Инь-Ян на земле.

Что-то смещалось в моей голове, разум настойчиво пытался найти объяснение этой перемене. Я закрыл глаза. Перед внутренним взором мелькнули белые стены, тонкие трубки с прозрачной жидкостью, игла шприца с каплей крови на острие за миг до падения… В какой-то момент мне начало казаться, что не было вчера никаких зарослей с табличками, была только вот эта самая изгородь – такая, а не какая-то другая.

Может быть, не было и обитателей дома, никаких разговоров – ничего?..

На деревянных ногах я вернулся в дом, по пути пытаясь вспомнить, не это ли ощущение называется «когнитивным диссонансом». Постепенно чувство растерянности прошло, осталось лишь воспоминание о нём – словно бы только что побывал одновременно в двух мирах и теперь не можешь понять, какой из них был настоящим. В конце концов, заросли тростника могли быть искусственными. Утром хозяева зачем-то убрали их… И где, кстати, эти самые хозяева?

Вернувшись в дом, вопреки моим тайным надеждам, завтрака себе я не нашёл. Вообще никакого намёка на еду на первом этаже дома не было, был только чай. Вскипятив воду, я заварил его и с наслаждением выпил, наполнив носоглотку густым и терпким ароматом. Вспомнились слова Син Чен о некоторых свойствах этого чая, будто бы способных ограничить влияние «силового поля». Если это так, могла ли моя вчерашняя прогулка по тростниковому коридору быть иллюзией, некоторым «посланием» этого самого «силового поля», которое моё сознание облекло в форму тростника, табличек, странных знаков, которые были мне в тот момент вполне ясны? Или, напротив, то, что я видел сегодня утром, было иллюзией – следствием ослабления эффекта от вчерашнего чая?

Опустошив чашечку, я какое-то время смотрел на неё, не мигая. Под прозрачной эмалью на донышке свернулась красная рыбка, часть её фарфорового хвостика была отколота. Потом, не удержавшись, я снова сбегал во двор. Но ничего не изменилось. На месте вчерашних зарослей была всё та же дорожка и всё та же изгородь из ветвей.

2

Я решил ознакомиться с домом. Вчера никто не оставил мне распоряжений и пожеланий по поводу того, куда здесь можно ходить, а куда нежелательно, так что я счёл, что дом полностью доступен для осмотра.

На втором этаже не было ничего особенного: вдоль коридора, изогнутого в форме буквы П, располагались двери, ведущие в номера. Некоторые из дверей были приоткрыты, я наугад заглядывал в комнаты. Все они напоминали ту, в которой поселили меня: кровать, письменный столик, тумбочка, стул, окно, бамбуковые половицы, тростниковые коврики… В одной из комнат кто-то жил, и по мужским вещам, в беспорядке разбросанным на кровати, я предположил, что это комната Манфу, и сразу немного расслабился: тайное подозрение, что вчерашний разговор и обитатели дома мне только привиделись, наконец-то покинуло меня, когда я увидел доказательство тому, что в доме всё-таки есть люди.

Полюбовавшись на холсты с каллиграфией на стенах и на большую, в засохших водных разводах, картину, изображающую рассвет на горе Хуаншань, я вернулся к лестнице.