александр diabolus - Осколки разбитой памяти

– Но папа, ты же не ученый, что тебе там делать? Там же нет врагов, которых нужно убивать.

Видно, дочь слышала от матери не только о полетах в космос. Нужно будет провести с ней беседу.

– Дорогая, работа военных заключается не в том, чтобы кого-то убивать, а скорее в том, чтобы не было войн. Моя задача охранять ученых и их исследования.

– Но от кого, ведь ты говоришь, что там только маленькие бактерии… Неужели от них?

Худший враг человека – это он сам. Но рановато такое говорить ребенку.

– Конечно, им никто не угрожает, просто так нужно по правилам, на всякий случай.

Новый скрип качели резко оборвался, а в глазах помутнело. С трудом разлепив свинцовые веки, я попытался сесть. Вышло это не сразу, лишь минут через пять.

Помещение вокруг анабиозной капсулы освещалось скудным аварийным освещением. Что-то явно шло не так…

Мигали аварийные огни, но звука сирены не было слышно. Покачиваясь, я вышел в коридор и подошел к соседней камере. Она была закрыта, что было странным – мы все должны были проснуться одновременно после годового полета назад, домой.

Дисплей с показателями жизненного процесса не работал, как и десятки других, установленных рядом с дверьми в другие камеры.

Это могло означать два варианта. Первый – человек уже вышел, и камера выключена. Или…

С моим командиром произошел второй вариант. После того, как я вручную открыл камеру, в нос ударил резкий запах гнили. Света красных ламп хватило, чтобы разглядеть в капсуле практически разложившийся труп.

Мне понадобилось некоторое время, чтобы вскрыть остальные камеры и убедиться, что единственный выживший на корабле – лишь я.

Коридор также освещался редкими лампами, но я отлично знал корабль, чтобы не заблудиться здесь даже вслепую. Беспокоило меня другое – дышать становилось все тяжелее, голова жутко болела.

На мостике стояла громовая тишина, нарушаемая редкими сигналами аппаратуры. Забравшись в кресло капитана, я первым делом проверил состояние корабля. Мои опасения подтвердились. Система жизнеобеспечения практически вышла из строя. Когда я проснулся, компьютер автоматически ее включил, мне повезло, что она вообще запустилась, иначе я просто бы задохнулся после открытия капсулы. Но подобная перспектива не была позади. Уровень кислорода составлял три процента, что означало, что у меня осталось минут двадцать, чтобы надеть скафандр.

Работал лишь один двигатель, который направлял нас в сторону Земли. Чудом мы смогли закончить свой полет на сверхсветовой скорости. Хотя двенадцать человек моего экипажа вряд ли согласятся назвать все происходящее чудом….

Связь не работала, системы отказывали одна за другой. А за иллюминатором корабля уже виднелась Земля. Управлять кораблем я не мог. Автопилот ушел в отказ, мы по инерции дрейфовали в сторону планеты.

Последняя система отказала, когда я, наскоро нацепив скафандр, пробирался к аварийным капсулам. В борта корабля то и дело врезался космический мусор, что еще быстрее приближало его гибель. Первая пробоина образовалась как раз в тот момент, когда я, используя лом, вскрыл последнюю дверь. Корабль разваливался на части, все ближе и ближе приближаясь к Земле, но я уже был внутри капсулы, которая, отделившись от борта, падала вниз словно метеорит, которого пожирает наша атмосфера…

Падение нельзя было назвать идеальным, хотя парашюты и работали исправно. В момент удара я здорово приложился головой о приборную доску и отключился.

Придя в себя, я потянул рычаг выхода… Капсула угодила в водохранилище, но самое главное – скинув шлем, я разглядел по обоим берегам большие здания. Это ли не везение? Выжил в капсуле анабиоза, смог спастись из корабля, так еще и упал рядом с людьми, по случайности не рухнув прямо на улицы города. Остается лишь ждать спасателей, они вот-вот должны прислать за мной катер.

Но прошел час, а ко мне так никто и не пришел на помощь. Неужели люди не заметили падающий космический аппарат среди белого дня?

С каждой минутой течение уносило капсулу все дальше. Ждать я больше не собирался. Скинув скафандр, я отыскал надувную шлюпку среди вещей первой необходимости. Потратив пару часов на борьбу с течением, я наконец-то смог выбраться на берег, после чего пошел в сторону городских улиц.

И увиденное не обрадовало меня так, как я надеялся. Бетонные здания, тротуары и дороги были сплошь заросшие кустами, деревьями и травой. Среди растительности часто попадались автомобили, которые также обвивали своими крепкими объятиям плющи.

Тишины вокруг не было. Щебетали птицы, устроившие свои гнезда на крышах строений, посреди дороги пробежал еж, а из-за угла станции метро за мной наблюдала стая собак…. Очень крупных серых собак….

И это был русский город, судя по знакам автомобилей, я находился в пятьдесят четвертом регионе нашей огромной страны.

Я забегал в здания, чтобы обнаружить лишь заброшенную пустоту. Запыленный товар лежал на полках магазинов, столы в кафе занимали свои обычные места, за тем лишь исключением, что ни один человек не сидел за ними ни сейчас, ни десяток лет назад….

Я обыскивал город весь день, до глубокой ночи, но так и не смог найти следов кого-то живого из людей.

На третий день в одном из домов я отыскал солнечную электростанцию. Провозившись с ней довольно приличное время, я смог запустить ее ровно настолько, чтобы понять, что до этого города не доходят никакие радио или даже спутниковые сигналы. Или же, что более вероятно, эти сигналы теперь никуда не доходят, ровно, как и не исходят.

Еще в этом доме были качели, старые, заржавевшие. На них я встретил четвертый закат своей родной, но такой чужой планеты.

Когда я начал раскачиваться, петли жалобно скрипнули, а за спиной я услышал знакомый детский голос:

– Папа…

Но обернувшись, я посмотрел в глаза лишь пустоте…

– Дорогие друзья! До наступления Нового года осталось всего несколько секунд…

И кто только придумал эту традицию? Я смотрю на них, крепко держа фужер шампанского в руке, как и они. Но вот только на лицах друзей улыбки, в глазах огоньки. И я тоже улыбаюсь, но всем своим нутром испытываю лишь ненависть и грусть.

– Желаю всем здоровья, любви и счастья! Пусть рождаются дети, реализуются все добрые помыслы…

И каждый год одно и то же. Слова-то в эфирах глаголят верные, но знают ли они там, сверху, что происходит по другую сторону экранов?

– Пусть в каждом доме, в каждой нашей семье царят радость и согласие…

Мои пальцы побелели. Кажется, еще немного, и фужер бы не выдержал и рассыпался на мелкие осколки, как некогда и моя вера в семейную радость.

Начала боя курантов я не услышал. Реальность обрушилась на меня, словно я вынырнул из-под воды. Свист и визг друзей смешался со звяканьем посуды. Я присоединился к ним, протягивая свое шампанское, но мысли уносили меня все дальше и дальше назад, на двенадцать лет…