Елена Гвозденко - Потустороннее. Книга II. Мистические рассказы. Еще страшнее…

Я даже обрадовался этому, меня просто избавили еще от одного искушения. Но надо было искать работу, так я и оказался в этом салоне.

Совсем недавно понял, я должен принести последнюю жертву – написать автопортрет, это было прощение. Так что молчать вам осталось недолго. Понимаю, история выглядит фантастично, поэтому я записал свою исповедь, она попадет к вам в руки после моего ухода».

Художник устало откинулся на спинку стула. Теперь Дмитрий видел, что его гость очень устал или уже носит в себе смертельную болезнь. Рассказ, разумеется, способен взорвать медийное пространство, если художник пришлет документальное подтверждение, то проблем не возникнет. Но странное чувство не покидало Дмитрия, ему внезапно захотелось бросить все: бои тщеславия, комфорт лжи, бросить и уехать в свое тихое место.

Художник умер через восемнадцать дней. В день его смерти редактор Дмитрий получил обещанную запись. Вскоре вышла статья, и город заполнили слухи…

Собираясь в очередной раз на промысел, приятели вряд ли могли предположить, что столкнутся с ужасом, который перевернет их судьбы.

***

Разбитый асфальт сменился заросшей грунтовкой.

– А там точно что-то есть? – протянул Леха, подпрыгивая на очередном ухабе.

– Должно быть, – спокойно ответил Колька, объезжая яму и ловко уворачиваясь от куста, вылезшего прямо на дорогу.

Леха больше вопросов не задавал, приятель лишних вопросов не жалует. Да и побаивался он Кольку, никогда не знаешь, что он выкинуть может. В одной из деревень зачем-то избу поджег, хорошо хоть ливень затушил. А месяц назад вообще собаку повесил, что она делала в безлюдном месте?

Побаивался Леха, но держался Кольки, с ним весело, бесшабашно, с ним кажется – все в их руках. А без него только вечно ворчащая бабка, умирающая деревня и отец где-то за тысячу километров. Отец, который и звонит-то раз в несколько месяцев и всегда обещает забрать сына к себе, «на заработки». Надоело все, уехать бы в большой город, найти работу, снять квартиру, накопит денег и обязательно уедет. Колька вряд ли поедет, мамашу и папашу не бросит – он единственный добытчик в семье. Родители с него каждый день еще и на выпивку требуют.

– Похоже, дальше пешком, – Колька остановил разбитую девятку.

Леха вылез из машины и сразу провалился в чавкающую жижу.

– Что за…

– А я говорил, чтобы сапоги с собой брал, первый раз что ли, – сам переобулся, старые кроссовки бережно упаковал в пакет. – Пошли что ли.

– Откуда знаешь, что там дома?

– А ты, действительно, дурак. Видишь, даже столбы кое-какие сохранились, – махнул молодой человек в сторону заросшего поля. Действительно, на горизонте виднелись черные столбы. Провода давно уже сняли другие охотники за металлом. Дорога становилась уже, природа брала свое, и в пролесок она нырнула еле заметной тропкой. А среди деревьев и вовсе терялась, скрывалась за зарослями кустарника, а потом неожиданно вновь появлялась рыжеватой полосой.

Идти стало труднее, ветки цеплялись за одежду, били по лицу.

«Если порву куртку, бабка орать будет. И без того с утра до ночи пилит, что живу на ее пенсию», – думал Леха, уклоняясь от очередной коряги, угрожающе висевшей над дорожкой.

Вскоре тропинке надоела эта игра в прятки, и лес стал непроходимым.

– Может ну этот хутор, – тихо сказал Леха.

Колька обернулся:

– Как это ну? Зря бензин жгли? Дай воды.

– Я, похоже, сумку в машине оставил. – За сумку с водой и перекусом отвечал Леха, и сейчас ему было стыдно перед Колькой. Он и сам хотел пить, но молчал, оттягивая неприятный момент.

– Раззява, – беззлобно бросил приятель и пошел дальше.

Леха достал телефон, но экран пугал чернотой. Он попробовал перезагрузить – тщетно.

– Что за… Коль, сколько времени, у меня, похоже, мобила сдохла. Странно, только утром с зарядки снял.

Колька похлопал себя по карманам, оказалось, он забыл свой телефон в машине.

– Весело. Слушай, давай вернемся, машину твою бросили без присмотра. – Леха знал, что упоминание о машине может стать решающим аргументом. Машина была гордостью Николая, он целое лето «копал железо», чтобы купить с рук разбитую девятку. Потом своими руками восстанавливал ее по винтику.

– Давай так, мы идем где-то часа два, еще пару часов ищем и если и следа не найдем, повернем обратно. Мне до ночи вернуться надо, мои голодные сидят.

Повалившиеся кресты заметил Леха, уворачивался от очередной ветки и заметил в просвете между кустами заросшую поляну. Поляна оказалась старым кладбищем, молодые люди насчитали семь черных, сгнивших крестов, нелепыми фигурами распластавшимися над могилами.

– Рядом хутор, – деловито бросил Колька, а потом вдруг добавил:

– А слабо могилы вскрывать?

– С ума сошел, это без меня, пожалуйста.

Лес неожиданно расступился, и перед приятелями открылся хутор: несколько почерневших домов, постройки и даже заборы, все это выглядело обжитым. Только заросли бурьяна на подступах выдавали заброшенность. И ни одной заметной тропки, даже примятой травы. Они насчитали четыре дома, четыре подворья.

– Как-то стремно, Коль, что-то не то здесь. Ты видел, чтобы дома такие целые оставались. Сколько хутор без людей?

– А вот это мы сейчас посмотрим, – Николай рывком дернул тяжелую, дубовую дверь. Она легко открылась.

– Даже не разбухла и не рассохлась, – прошептал Леха, но шагнул за другом в темноту сеней.

В этом доме все было не так, никакого сходства с тем, что когда-либо видели. Не было мусора, раскиданного по полу, мебели, грязных куч из старой одежды, бумажного хлама. Все на своих местах: полки с посудой в ряд, огромный стол с потемневшей некрашеной столешницей, даже занавески на окнах темные от пыли и железная кровать под лоскутным покрывалом.

– Добра-то, – выдохнул Леха. – Похоже, до нас здесь не промышляли. Смотри, тут, похоже, и электричества не было. А как же столбы?

– Похоже, шут его знает, – Николай выглядел растерянным. Ходил по комнате, не решаясь прикоснуться к чему-либо. – Стремное место, вещи будто из древних времен. Посмотри, никакой современной мебели, газет, книг, журналов. А посуда, из таких мисок щи еще до революции хлебали, чугунки, ухваты… Ладно, на себе много чермета не дотащим, идти километров пятнадцать, давай поищем ценное. Из ценного нашли несколько серебряных ложек и оклад на темной иконе. Колька сорвал икону со стены, Леха приготовил уже пакет, но приятель недобро блеснул глазами и ударил прямо в лик, выбивая изображение.

– Что ты делаешь, придурок, – крикнул Леха. Но его голос утонул в гуле, который зазвучал, казалось, от стен, потолка, пола, звук набирал силу, и от него закладывало уши, а голова наливалась невозможной болью. Приятели бросились на улицу, на воздухе стало немого легче. Гул не смолкал, стал лишь тише.