Владимир Болховских - Собрание Монаха. Стихи для всех. Золото Кубанской рады. Мистика. Приключения

Ох, люблю я Рождество,
мне милей оно всего.
наряжусь я Бармалеем,
крокодилом кума Гену
и пойдем в селе гулять,
по домам колядовать:
«сеем-сеем, посеваем,
мы здоровья вам желаем»…
нас с мороза все встречают,
первым делом наливают,
а тогда споем и спляшем.
нам закуски надают
и с собой еще нальют.
от кумы к куме и свахе
мы дорогу очень знаем,
к попу местному зайдем,
а затем куда попало.
а под утро мы вдвоем
где проснулись – не поймем

Наше время – ваше время,
время дедов и отцов.
все переплелось в едино,
не найти теперь концов.
нас мешали круто в тесто,
мы слоями как пирог,
на который разевают
в мире много жадных ртов.
только вот понять не могут —
мы спрессованы в кулак!
и уходят восвояси
без зубов в дырявых ртах.

Уже задуманы приятные желанья,
надежды сладкие крепчают как мороз.
и бьют во всю Московские куранты
двенадцать раз, заканчивая год.,
бокалы зазвенели с белой шапкой
разбрасывая брызги над столом.
летят вдогонку искры им бенгальских,
шипящих праздничным огнем.
захлопали хлопушки возле ели,
осыпав лапы пестрым конфетти.
и радуются взрослые как дети,
встречая под «ура» уже не деда,
а молодой под звездным небом
салютами одетый новый год!!!

Ругают все кикиморы
свой с лилиями пруд:
«осетр тут не ловится»,
но карася все жрут.
«вода в пруду не горная», —
но чавкая все пьют.
«и дно в пруду загажено», —
но гадят тоже тут.
«поверхность некрасивая», —
а лилии все рвут.
услышали кикимор,
почистили им пруд,
осетра запустили
и горную реку.
сидят ворчат кикиморы
в кустах на берегу:
«бока болят от камней
разложенных по дну.
осетр не дается,
и нет по карасю.
вода в пруду холодная,
простынем мы все тут.
поверхность вся искрится
с дорожкой лунною…»
тоска берет кикимор —
нет лилий на пруду.

Под Ленинградом мы стояли насмерть
за каждый метр Родины своей.
от боли жгучей мы, скрепя зубами,
убитыми ложились молча в снег,
который был чернее самой гари,
снарядов рвавших землю до небес.
живые снова в бой бросались —
кто с верой в бога, ну а кто и без…
мы не могли вести себя иначе —
за нами город наш великий на Неве,
который тоже стойко умирает
от голода и холода в огне.
но верит в нас и все до крохи отдавая
для фронта, ну, а значит – мне.

Валило с ног и кони ржали,
застряв в грязи весны дорог.
мы трое суток отступали
без сна и пищи на восток.
брели в грязи сыны России
по голенище стоптанных сапог.
печать войны в угрюмых лицах,
да раненых протяжный стон.
наш путь могилы отмечали
под медный колокольный звон,
кресты церквей, сверкнув, прощались,
прощались с нами и с собой.
их лики на мундирах оставались
святых с Георгием крестов.
не самолюбие дворянства,
не за утрату личных благ —
мы лишь за родину стояли
и честь свою не потерять.

Растоптали веру, разломали церкви,
наплевали в душу служителей богов —
как быки в корриде, обезумев красным,
прут напропалую в бойню вожаков.
разгулялось быдло – грабит что попало,
бросив ноты Баха в голюны дворцов.
гадят на культуру, как на пианино —
у них мысли выше всяких там творцов…

Закипело седой пеной
море черное в норд-ост.
ураган, срывая волны,
бьет их с силою о борт.
льдом покрылись мачты, реи,
судно кренится на бок.
сорван якорь бесполезный,
вместо палубы – каток.
ничего вокруг не слышно,
только рев бурлящих вод.
а во мгле сплошной не видно
маяка родной глазок.
рында бьет в порывах ветра,
призывая что-то сделать.
но корабль стонет телом —
гибнет он в квадрате этих вод!

Спустилась ночь на берег властно
с сестрою вечной повидаться,
владычицей морских глубин.
им есть сегодня чем заняться —
к сестре в холодные объятья
спустился белый лайнер в глубину.
еще недавно под парами
стоял у пирса он в порту,
залитый музыкой и светом,
с компанией веселой на борту.
но время все бежало и сближало
неумолимо страшную беду.
ее принес другой корабль
в фарватере на небольшом ходу.
и вот уже он судорожно тонет
с большой пробоиной в борту.
его сирены и огни еще пытались
кричать и рвать ночную темноту,
но, выпустив последний вздох
в агонии клубами дыма с паром,
он лег покорно на заиленное дно.
и только ночи две над ним стояли —
красавцем, спящим вечным сном.

Мы в этом времени отрезке
живем, Россия, на святой земле.
и корни в нас пустили, несомненно,
века седые хроники твоей.
потомки мы былин святых и давних,
что с детства слышим о тебе,
а также правнуки баталий славных
да смуты той великой на тебе.
мы внуки бойни Бело-Красной
и битв великих в мировой войне,
мы дети лет твоих грядущих,
в которых впишут нами о тебе.

Посмотри на ёлке в шарик —
в синем зеркале его
ты себя узнаешь сразу
со смешным своим лицом.
он весёлый, искажает
всех, кто рядом с ним пройдёт,
в зазеркалье отправляет,
где царит повсюду лёд.
его с ящика достали,
где лежал он целый год,
пыль салфеткою протёрли —
засиял он синим льдом.
ему бок снежок присыпал,
вихрем написав на нём
«с Новым годом» с букв красивых,
счастья пожелав во всём.

Дед мороз к нам в детский садик
сам с Снегурочкой пришёл.
и принёс он нам в подарок
сладостей большой мешок.
нас у ёлочки расставил
всех в весёлый хоровод.
мы за руки дружно взялись
да пошли вокруг неё.
и с Снегурочкой запели
ёлочке про жизнь её,
как в лесу она родилась,
как пришла на Новый год.
ну а ёлочка светилась,
вся красивая, в шарах.
и улыбками гирлянды
вдруг зажглась она сама.
Дед мороз кричит:
«Давайте! Налетайте, детвора!»
и давай с мешка большого
нам подарки раздавать.
много сладостей досталось
и игрушек нам с мешка,
ну а радости с весельем
нам хватило всем сполна.

Мёрзнут птахи на берёзе,
лапки в ветках не согреть
не щебечут на морозе —
им бы в ёлки улететь.
там в густой зелёной хвое
не страшна им и метель,
там на каждой ветке домик,
есть что птахам и поесть.
там во мху под ёлкой тёплом
шишки ёжиком лежат —
они осенью раскрылись
и орешки в них видать.
догадались, видно, птахи,
да вспорхнули стайкой к ним.
всё у них теперь в порядке,
не страшны морозы им.