Амадей Емельянов - Антихрист

– Отлично! – одобрительно кивнул Маммона. Он прищурился, ухмыльнулся, достал фотоаппарат и попросил нас взяться за руки. Астаарта двумя руками обвила мою правую руку и повисла на ней почти всем своим весом. Она оделась в простую, но изысканную одежду: белый топик, подчеркивающий сексуальный изгиб её животика, и эластичные светло-голубые джинсы. На ее ногах были розовые носки и белые кроссовки.

Раздался щелчок и наш облик вошел в вечность.

– А теперь нам надо определиться, на чём вам передвигаться, – недвусмысленно заявил Маммона.

Астаарта взвизгнула от восторга и кинулась его обнимать. Он уверенно провёл рукой по её волосам.

– Я ещё ничего не сделал, – сказал он. – И вы ещё ничего не видели.

Мы купили одежду.

Мы купили машины.

Мы купили дом.

– Мы здесь будем жить, – заявил Маммона, входя на кухню второго этажа. – А на первом этаже мы сделаем офис.

Мы сидели на стульях и пили лучшее французское вино.

– Я согласен, – кивнул я.

– Я тоже, – подтвердила Астаарта.

– А теперь поговорим о делах, – сказал он.

Я вдохнул горький дым тлеющей травы. В голове наступило просветление. Я улыбнулся и ткнул пальцем в него.

– Предлагай, – коротко сказал я.

Мы все были под легким кайфом, и Маммона начал говорить:

– Мы потворствуем всем нашим желаниям, а не воздерживаемся от них. Мы наслаждаемся жизнью на этой земле, вместо несбыточных духовных мечтаний. Мы ненавидим лицемерие и обман прихожан христианских церквей, втайне мечтающих о том, что мы делаем явно. Мы одариваем уважением и богатством тех, кто этого заслуживает, вместо любви и жалости ко всем людям. Мы не подставляем под удар другую щёку, а в ярости уничтожаем нашего обидчика, ибо наша месть страшна. Мы самые опасные из всех животных, живущих на земле. Нам не нужна любовь, нам нужна плотская страсть. Не поклоняясь никому, мы с радостью предаёмся тем грехам, которые дарят нам наслаждение. Мы составляем братство равных. Мы говорим: сильный победит, слабый погибнет. Вы для меня родные, но, если кто из вас позволит себе слабость, я убью его!

Мы переглянулись. Это уже у нас вошло в привычку, словно мы каждый раз перед тем, как что-то сказать, мысленно советовались друг с другом. Я уступил слово Астаарте.

– Чтоб ты сдох! – сказала она с ласковой улыбкой убийцы.

Маммона кивнул.

– Да! Именно об этом я и говорю! Мы не дадим спуску друг другу. Нам не нужны никакие законы, ведь мы чувствуем их своей кожей. Вот те законы мира, по которым мы живём:

Потворствуй своим желаниям.

Наслаждайся своей жизнью.

Избегай лицемерия.

Уважай тех, кто того заслуживает.

Мсти: удар за удар, боль за боль, кровь за кровь, смерть за смерть.

Будь опасен.

Предавайся грехам, которые дарят тебе наслаждения.

Твоя свобода кончается там, где начинается свобода другого…

Он осекся. – Правда, это правило имеет исключение. И в случае исключения один из Свободных будет мёртв, – он ухмыльнулся, довольный своей иронией.

Я жевал бутерброд и слушал их философию. Мне было до чёртиков, о чём они там разговаривают. Я уже столько слышал обо всём этом, что начинало приедаться. Даже Астаарта стала какой-то тусклой. Я мысленно усмехнулся: ещё более тусклой, чем раньше? Тут же поправился: ведь она тусклая только снаружи, а внутри…

Я не сразу заметил, что наступила тишина. Моя сумасшедшая спутница жизни одним прыжком подскочила к моему креслу.

Астаарта приблизила свои глаза к моим и зажмурила один глаз.

– Я хочу увидеть, что у тебя внутри! – заявила она, заранее предупреждая всякие возражения.

Я тоже зажмурил один глаз и уставился прямо в ее чёрный зрачок. Сначала я видел лишь темноту в её глазах. А затем внезапно эта темнота навалилась на меня и окутала со всех сторон. Я стоял один посреди окружающей меня Тьмы. Меня окутал панический ужас перед неизведанным. Словно я слишком рано ступил за порог жизни. Одновременно с этим я осознавал, что на самом деле стою и смотрю в глаза Астаарты. Это было странное и двойственное ощущение. Затем глубоко в темноте я рассмотрел слабый проблеск огня. И, когда я его заметил, огонь стал разгораться всё сильнее и сильнее. Он приближался ко мне и готов был схватить меня в свои пылающие объятья. Лизнуть мне лицо языком пламени и поглотить мою вопящую от боли плоть.

Среди синих лепестков огня танцевала она. Её тонкое тело сгибалось в немыслимых движениях под нескончаемый грохот барабанов. Её левую руку обвивала мёртвая роза. Ссохшиеся лепестки цветка лежали в ладони Астаарты. Её тело было обнажено, а за спиной развевались два чёрных крыла. Я видел её так близко, что мог бы пересчитать перья на её крыльях. Из глаз Астаарты текли кровавые слёзы. Она кружилась в своём бешеном танце, играя с языками огня. Лаская их, как мужскую плоть, и купаясь в них. Языки пламени обжигали меня всё сильнее. Я чувствовал, как они взбираются по моим ногам, моему телу, всё ближе к сердцу, чтобы выжечь его навсегда. Невероятная боль заставляла моё лицо скорчиться в гримасе.

Я отшатнулся. Астаарта расхохоталась.

– Увидел что-то не то?

– Нет… – пробормотал я, всё ещё содрогаясь от воображаемой боли. – Нет! – уже твёрже сказал я. – Лишь то, что ожидал увидеть.

Она схватила меня за руки.

– Хочешь увидеть по-настоящему?

– Хочу, – быстро и хрипло ответил я.

В детстве родители часто ставили меня в угол. Это было вполне справедливым наказанием. Конечно, понятие «угол» было очень относительным. Иногда это был действительно угол комнаты. Рядом с ним находилась дверь. Я открывал эту дверь так широко, чтобы между ней и стеной оставалось как можно меньше места. Я как будто прятался в своём углу от всего мира. Другим моим «углом» была самая середина комнаты, поделённая полоской свободного пространства между двумя шкафами, стоящими у стены. Очень мучительно стоять на одном месте, окидывая взглядом уже знакомые предметы моей детской комнаты. Все эти предметы очень сильно врезались мне в память. Модель пожарного катера, мохнатый медведь в бархатных штанах, старый потёртый диван, коричневое кресло. Эти предметы были мне до жути знакомы и неинтересны. Тогда я нашел вход в другой мир.

Это было всего лишь солнечное пятно на лакированной стенке шкафа. Мать гладила бельё на гладильной доске где-то позади меня, строго поглядывая, чтобы я не вертел головой, а стоял, упершись носом в стенку. Таким образом, мне не оставалось ничего другого, кроме как разглядывать след солнечного луча. Я вглядывался в него и вдруг понял: это окно! Я воочию увидел мир в глубине солнечного луча. Там были зеленые лесные заросли и из кустов высовывалась голова оленя. Я был в восторге. Я закричал: «Мама! Мама! Там, на другой, стороне есть лес!». Однако мама покачала головой и строго сказала: «Не говори глупостей, а то простоишь здесь ещё час». А я приник к солнечному лучу, рассматривая свой мир.