Юн Линдквист - Химмельстранд. Место первое

Вся эта цепочка случайностей и привела к тому, что Молли провела почти два часа в темном, наглухо запертом туннеле.

Что девочка чувствовала, что передумала – Изабелла так никогда и не узнала. Но ее истерики и вспышки ярости с тех пор прошли. Как рукой сняло – беспричинные скандалы прекратились.

Петер, приехав со сборов, удивился – какие перемены к лучшему! Ее не узнать!

Перемены – да, но к лучшему ли? Уверенности не было. Конечно, приятно выспаться как следует ночью, но далеко не так приятно проснуться и увидеть, что Молли стоит у твоей кровати и смотрит все тем же странным, немигающим взглядом, каким смотрела из-за дверей туннеля. Конечно, замечательно, что она не липнет к ноге часами… но странно и беспокойно, что вместо этого она забирается в гардероб, сидит там часами и что-то бормочет. Постепенно прошло и это; она стала похожа на других детей… похожа, но не совсем. В ней было какое-то неестественное, пугающее спокойствие, и это спокойствие обеспечивало ей роль безусловного командира среди четырех-пятилеток. Они послушно выполняли все ее приказания. Если бы она велела им есть гравий, они бы покорно набивали рот камнями.

В пучке осталось только пять вешек. Стефан остановил машину. Посмотрел на Эмиля, но тот покачал головой и молча протянул вешки отцу.

– Что с тобой, малыш? Молчишь и молчишь, как в рот воды набрал.

– Ничего.

– Хочешь выйти и поставить вешку?

Мальчик молча помотал головой.

Эмиль не хочет ставить вешки. Он вообще не хочет выходить из машины, пока они не вернутся в лагерь. Там, снаружи, опасно. Может быть, и в машине не совсем безопасно, но все равно спокойнее.

А когда вернутся? Что делать дальше?

Мама наверняка уже обнаружила, что они с Молли сделали с газовым шлангом. Наверное, это очень плохой поступок. Эмиль не очень понимает, почему такой уж плохой, но ясно чувствует: мама рассердится. Именно поэтому он напросился поехать с папой.

Молли отрезала шланг у себя и заставила Эмиля сделать то же самое в папином кемпере. Зачем он это сделал? Знал же – ничего хорошего… лучше об этом не думать.

Эмиль достал с заднего сиденья бинокль, накинул ремень на шею и поднял к глазам. Очень дорогой бинокль, специально для наблюдения за птицами. Папа говорит, это самая дорогая штука из всех, что у него есть. Если еще ко всему прочему и бинокль сломать – будет настоящая катастрофа.

Покрутил, как учил папа, колесико наводки на резкость. Только не на что наводить – все одинаково зеленое и голубое.

Или?

Очень медленно, по миллиметру, Эмиль покрутил колесико, пока фигура не стала более или менее четкой.

– Папа! Папа!

Папа заглянул в открытое окно.

– Что?

– Там, смотри!

Эмиль двумя руками осторожно – все-таки через окно, не из рук в руки, как бы не уронить – передал бинокль отцу. Тот взял бинокль и недоверчиво посмотрел на сына.

– Там человек!

Стефан улыбнулся и приложил бинокль к глазам, а Эмиль, чуть не подпрыгивая от нетерпения, дирижировал.

– Вон там! Нет, не там! Ты посмотри, куда я показываю!

Невооруженным глазом почти ничего не видно. То ли кажется, то ли и в самом деле микроскопическая точка на горизонте.

Но теперь и папа увидел. Если бы не увидел, не застыл бы с биноклем в руке, как в игре «замри».

Эмиль положил подбородок на раму окна и ждал, что скажет отец.

Папа опустил бинокль и сделал что-то непостижимое. Он бросил бинокль на заднее сиденье. Даже не бросил, а швырнул .

Рывком открыл дверь, сел за руль и развернул машину.

– Ты видел? Это кто такой?

– Ничего я не видел. Мы едем домой.

– Как? – У Эмиля в голосе зазвенели слезы. – Там же кто-то был! Ты же сам видел!

Эмиль повернулся было за биноклем, но отец сжал его руку так сильно, что рука онемела. Первый раз в жизни. Папа никогда так не делал.

– Оставь бинокль в покое, – хрипло сказал папа и двинулся вдоль вешек в обратный путь.

Эмиль откинулся на сиденье и потер руку. Комок в горле был так велик, что он даже не мог заплакать. Почему папа говорит неправду? Он же тоже видел эту фигуру.

Совершенно белая фигура. Эмиль знает, что опасность может подкрасться неожиданно, на пустом месте, но незнакомец вовсе не показался ему опасным. Похож на большую куклу.

А папа так больно схватил его за руку…

Очень плохой. Ужасный день.

Изабелла посмотрела, как Молли лихорадочно чертит фломастером по бумаге, и вспомнила то чувство внезапной, опьяняющей свободы, когда она, глядя на фехтующую руками и ногами и истошно орущую дочь, отпустила ручку коляски. Сплошные совпадения…

Иногда, когда она лежит ночью без сна, ей кажется, что в мире вообще нет случайностей. Во всем есть смысл. Додумать мысль до конца не удалось ни разу. Что значит – нет случайностей? Что значит – смысл? Она даже не знает, как оттолкнуться от этого утверждения: во всем есть смысл . О чем думать дальше. И, если честно, рада, что не знает.

В дверь постучали.

Изабелла терпеть не могла неожиданных посетителей. Хочешь зайти – предупреди. Но сейчас она даже с радостью пошла к двери – не надо вспоминать и пережевывать в тысячный раз то, что она охотнее всего хотела бы забыть.

На пороге стояла жена того типа в уродливых очках.

– Привет.

– Да… привет, – энтузиазм Изабеллы пошел на убыль.

Жена очкарика окинула взглядом кемпер, кивнула Молли и понизила голос:

– Не могли бы вы выйти на секунду?

Изабелла спустилась по лесенке.

– Мы даже не познакомились. Меня зовут Карина.

Изабелла пожала протянутую руку. Коротко постриженные ногти, сухая, грубая кожа.

– Изабелла.

– Я хотела спросить… у вас газовая плита работает?

– Нет. А что?

– И у нас не работает. А вы не пробовали разобраться почему?

– Такими вещами занимается мой муж.

Карина посмотрела на нее подчеркнуто долгим взглядом.

Еще бы ей не смотреть долгим взглядом. Эта Карина – ну просто идеал современной женщины. На все руки мастер, ни в каких опекунах мужского пола не нуждается.

– Давайте проверим ваш баллон.

Изабелла пожала плечами. Не то чтобы она презирала Карину в той степени, как та, несомненно, презирает ее, но ей было невыносимо скучно. Если бы Карина была фильмом, Изабелла давно бы заснула.

Карина уверенным шагом обошла кемпер. Изабелла неохотно двинулась за ней, пытаясь представить психологию женщины, носящей шорты при такой обширной заднице и жирных ляжках…

Когда Изабелла подошла, Карина уже успела снять крышку с ящика с газовым баллоном.

– Посмотрите. Здесь должен быть шланг, подающий газ в кемпер.

– Вот как… И?

– Шланга нет.

– Вижу. – Изабелла вновь равнодушно пожала плечами. – Ну и что?

Намеренно хамская интонация. Карина поджала губы. Изабелла с внезапно возникшим интересом наблюдала за ее мимикой – что будет дальше? Ляпнет какую-то грубость, попытается вывести Изабеллу из состояния презрительного равнодушия? Или удержится?