Вики Петтерсон - Аромат теней

— Тебя обвинят в смерти Оливии, — говорил между тем псих. — Твой истинный отец и все его приспешники. Они создадут улики, и ты ничего не сможешь сделать. А после суда, когда ты будешь в камере дожидаться смертельной инъекции, они найдут тебя по запаху — по смеси горечи и ненависти — и хладнокровно тебя убьют.

— Но я этого не делала.

— Твоя машина рядом с местом преступления.

— Ты сам велел мне оставить ее там! Он пожал плечами.

— Твои отпечатки там повсюду — на стакане с мартини и, я думаю, на теле твоей сестры. Особенно много их в спальне, где она была убита.

— Твоих тоже! — ответила я. — И отпечатки Аякса и Батча!

Он посмотрел мне в глаза. У меня расширились зрачки, перехватило дыхание: я вспомнила невероятно гладкие пальцы Батча.

— Дай мне твою руку, — прошептала я.

Уоррен протянул руку ладонью вверх. Хотя ладонь была жесткой и мозолистой, кончики пальцев были гладкими и блестящими, почти цвета перламутра. Я слегка потерла подушечку его большого пальца. Все равно что касаешься полированного мрамора.

— Ни у кого из нас нет отпечатков пальцев, Джо.

Я взглянула ему в лицо.

— У меня есть.

— Ты другая. Ты…

— Не говори «невинная», — процедила я сквозь стиснутые зубы. Никогда в жизни я не чувствовала себя такой ничтожной.

— Я и не собираюсь, — негромко ответил он. — Я хотел сказать, что ты с опозданием пришла во все это.

Я не могла поверить. Нужно убираться. Должен быть выход.

— А как же мотив? Все, кто знает меня… знает нас… знает, что мы с Оливией любили друг друга. Я никогда не причинила бы ей зла.

— Ни за что?

— Нет!

— Даже за деньги?

— Зачем мне это? У меня есть свои.

— Но у нее больше.

— У нее…

Я замолчала и почувствовала, что бледнею.

— Сегодня тебя лишили наследства, верно?

Я понимала, что он играет роль адвоката дьявола. Понижала и в то же время видела, о чем он говорит: так это будет Выглядеть для всего мира.

— Откуда ты знаешь? — тихо спросила я.

— За тобой следили. — Он подвинулся, и я опустилась на кровать рядом с ним. — Согласно не подписанному пока еще завещанию Оливия должна была унаследовать всю империю Арчера. В этом увидят достаточный мотив для убийства.

— Но я не стала бы спорить.

— Ты боец. Ты агрессивна. И немного не в себе.

— Но такова половина населения, Уоррен!. Это не делает меня убийцей! — Я вспомнила Батча. — Это не делает меня ее убийцей.

— Но у тебя есть мотив. И ты была там.

— Батч тоже.

— Ты не сможешь это доказать. Ты этого не докажешь, — поправился он, прежде чем я смогла заговорить. — Наша кровь как вода. Она уходит в землю, питает почву, но от нее не остается ни следа. Поэтому в доме твоей сестры нет ни капли крови Батча. Теперь там нет и твоей крови. Только Оливии. И твои отпечатки.

Я с трудом глотнула.

— Я думала, ты мне поможешь.

— Я тебе и помогаю. Рассказываю, как все произойдет. Завтра утром это будет во всех телевизорах и газетах. «Дочь-наследница убита позавидовавшей ей сестрой». Твое лицо будет на страницах газет по всей стране. Ты прославишься.

Лучше бы я умерла.

— Или…

Я пристально посмотрела на него.

— Или что?

— Или я приму меры. Мы с тобой примем меры, — изменил он формулировку.

— Ты можешь вернуть ее?

— Нет. — Мягкое выражение его лица и доброта в этих коровьих карих глазах едва не убили меня. Я отвела взгляд. — Но мы можем сделать так, что мир не узнает, что произошло сегодня вечером. Это наша работа. Защищать жителей города от тех, кто может причинить им вред, как Батч Оливии. Сделать так, чтобы сверхъестественные события казались нормальными. Слышала когда-нибудь слова: «То, чего ты не знаешь, не может причинить тебе вреда»?

— Я в это никогда не верила. Он слегка пожал плечами.

— Потому, что ничего другого не знала.

Я осторожно встала, испытывая ноги, и повернулась к зеркалу, разглядывая женщину, которую в нем увидела. Если она и раньше показалась мне незнакомой, то теперь стала совершенно чужой.

— Меня посадят, — сказала я наконец, глядя на Уоррена в зеркало.

Он кивнул.

— Да, так они сделают.

— А как же ты? Что сделаешь ты?

— Мы сопротивляемся их действиям. Обычно успешно. Я горько рассмеялась. И закрыла глаза.

— Послушай, я понимаю, что тебе трудно все это принять. Дьявольщина, трудно даже тем, кто вырос с этим, а тут еще многое другое… — Он поднял руку, видя, что я открыла глаза. — Но тебе нужно решиться, и сделать это быстро. Ты необходима нам, мы хотим принять тебя в свою организацию, но ты должна прийти добровольно.

«Супергерой, — тупо подумала я. — Добро против зла. Агенты Тени. Сверхъестественные сражения».

— Не знаю.

— Хорошо. — Он вздохнул, и впервые я заметила на его загорелом лице и сутулых плечах следы усталости. — Хорошо, — повторил он. — Одно я могу для тебя сделать.

Я смотрела на него в зеркало.

— У тебя есть двенадцать часов до того, как вернется твой запах. Когда обращаешь кондуит против его хозяина, возникает очень необычное волшебство: ты можешь ходить по земле как призрак. Это называется ауреоль. Ни смертный, ни агент не может тебя увидеть, если ты не стоишь прямо перед ним. Это дар. Ты словно никогда не существовала.

Моя команда будет ждать тебя до рассвета. Это дает тебе время для принятия решения, Используй его. Подумай о том, что я сказал. Ты можешь отказаться от нашего предложения, но после этого мы ничего для тебя не сможем сделать.

Я наконец кивнула.

— Спасибо.

— Я буду здесь. Возвращайся ко мне с ответом… или считай свое возвращение ответом. В противном случае… — Он пожал плечами, выглядя искренне сожалеющим. — Ты предоставлена сама себе.

Даже девочкой Оливия умела двигаться — по комнате или по жизни, — не оставаясь долго на одном месте или по крайней мере не позволяя ничему серьезно затронуть ее. Некоторые считали ее бестолковой, другие называли легкомысленной, но я, наблюдая за ней с самого раннего возраста, называла ее Волшебницей.

Разве не волшебство, когда женщина сохраняет детскую внешность, когда детство се давно кончилось? Или верит, что трагедия — это нечто аномальное, а мир в основе своей… хорошее место? Или что все люди, что бы они ни делали, по сути своей хорошие, и их можно вернуть к добру? Что бы ни происходило — со мной, с ней, с нашей семьей, — надежда в ее глазах никогда не гасла, улыбка ни разу не дрогнула.

Конечно, Оливия знала, какое впечатление производит на окружающих. В особенности на мужчин. Я думаю, она считала, что, если один взгляд на нее делает людей счастливыми, ее долг выглядеть великолепно. И несмотря на то, что я не была с ней согласна, я восхищалась ею и гордилась своим родством с ней. Она была чистым светом. Маяком, таким ярким и призывным, что он действовал на людей, как пламя свечи на мотыльков.