Вики Петтерсон - Аромат теней

— Чтобы выжить, я должна быть Оливией. Никто не должен знать истины.

— Уоррен знает?

— Конечно. Он меня сделал. И Майках. Постукивание ногтями по дереву.

— Хорошо, Оливия. У тебя есть долг, ты знаешь, что должна делать?

— Вернуть равновесие Зодиаку.

— Вернуть? Или… — Она не закончила вопрос.

— Не вернуть. Уничтожить равновесие. Выследить их. Уничтожить врага, истребить их всех, использовать для этого мои способности, но я не представляю, как это сделать.

Она не обратила внимания на вопрос, заключенный в последних словах.

— А кто враг?

— Аякс. Человек по имени Хоакин. Тульпа. И другие. Я чувствую их запах, но не знаю их. И…

— И что?

— Враг и во мне самой.

— Нет, Оливия, это не так.

— Да, Грета. Так. — Голос мой стал глубже, как инструмент, на котором играет кто-то другой. Я пошевельнулась, покачала головой из стороны в сторону. — Я должна уничтожить Тень внутри и снаружи.

— Ш-ш-ш. Давай отступим отсюда. Слушай мой голос и следуй за словами. Ты со мной? — Она замолчала, и я сонно кивнула. — Хороню. Теперь думай. Какой опыт больше всего может помочь тебе в уничтожении Тени? Что позволит тебе совершить месть, о которой ты говорила? Что поможет восстановить агентов Света в Зодиаке?

— Крав мага, — без колебаний ответила я. — Мастерство, которым я овладела, когда Хоакин в первый раз уничтожил меня.

Снова долгая пауза, прежде чем она продолжила:

— А каково это было?

Я вздрогнула: на меня обрушились воспоминания.

— Холодно. Страшно холодно, когда скорпионы ползали по мне, но не жалили. Они знали, что я мертва. И разбежались, выпачканные моей кровью. — Я снова вздрогнула, потом затихла. — Но она нашла меня и согрела. Дала мне свою силу и свои способности. Чтобы я выжила. И отомстила.

— Кто, Оливия?

— Моя мать: — Я улыбнулась. И вспомнила. Однажды, когда придет время, ты поймешь, что я не уходила. — Теперь я вижу. Понимаю.

— Сосредоточься, Оливия. Слушай мой голос, — приказала Грета. — Какие способности она дала тебе? Что позволит тебе сразиться с Тенью?

Я не ответила. Передо мной всплыло лицо матери, ее волосы, как золотая завеса, упали ей натеки, в глазах кипели горячие слезы.

— Оливия? — спросила Грета.

Рот моей матери дрогнул и произнес три слова, которые, как птицы, пролетели надо лбом. Я тебя люблю.

— Оливия! — повторила Грета, на этот раз в панике.

— Любовь, — сказала я просто, осознав, что это было со мной все время. — Она отдала мне свою полную и безусловную любовь.

И дамба рухнула. Воспоминания, которые я так долго успешно блокировала, заполнили мое сознание, оглушили, и их поток унес меня назад во времени. Снова в больницу — к приборам, трубкам, болеутоляющему, к швам. Назад к синякам и опухолям, к оборванным ногтям и жжению в горле. Назад к началу моего второго жизненного цикла. «Назад, — подумала я, — туда, где мне было шестнадцать лет».

Я повернула голову, и она оказалась рядом. Не только волосы и горящие глаза, но вся моя мать: тело и сущность, кожа и аура. Я смотрела, упиваясь ее чертами: вызывающими веснушками на носу пуговкой, тонкими костями под кожей лица, шрамом, о котором я всегда хотела ее расспросить. Она провела блестящими пальцами по моему лицу и погладила мне волосы.

— Спи, — велела она, и где-то в глубине души я знала, что рот мой шевельнулся, она использовала для приказа мое горло, мою память. Повинуясь, я еще глубже погрузилась в себя.

— Оливия? — Голос Греты казался далеким и настороженным, он больше не был властным и уверенным. И она справедливо встревожилась. Голос моей матери взял верх.

… — Я покажу тебе, кто я, кто ты, — сказала я голосом своей матери, каким она когда-то говорила со мной, — и какой ты будешь когда-нибудь.

Qua склонилась надо мной, ее волосы коснулись моих безжизненных щек, голубые глаза впились в мои.

— Потому что ты переживешь это. Так было предсказано. Ты станешь первым знаком Зодиака. Ты возродишься как наша Кайрос.

Она прижалась губами к моим разбитым губам и оживила мою душу. Я ощутила запах пустынной мяты — цветы поблекли, но стебли еще прочные и влажные, как от летнего муссона. В горло мне пролился сок кактуса, который сохраняет жизнь хищникам пустыни; этот сок проник мне в желудок. Какой-то уютный аромат, похожий на корицу, но более сильный, подействовал на меня изнутри, так что все мои мышцы одновременно расслабились.

Присутствовал также экзотический и опьяняющий запах матки, в которой я когда-то жила. Он напоминал ночные цветы и ветер при яркой луне. Я сразу узнала его и глубоко вдохнула. Она дала еще больше. Как все великие матери, она отдала мне все. «Видишь? Ты можешь чувствовать Свет в другом человеке. Теперь запаси эту силу глубоко в себе. Потому mi о он придет к тебе снова».

— Оливия!

Голос заставил мою мать оглянуться. Она нахмурилась, раздраженная этим невидимым вмешательством, потом встала и направилась к двери. Оглянулась только раз, опираясь рукой на дверную раму, — маленькая, но могучая, смотрящая на меня с яростной любовью и огромной решительностью. «Следи за Оливией. Она покажет тебе, как выжить».

И она исчезла. Снова.

— Открой мне твою подлинную личность, — потребовала Грета, входя в больничную палату через портал, который она открыла в моем сознании. Ее очертания были пронизаны силой, под кожей как будто вспыхивали искры. Я только взглянула на нее, и, как кости, покатились слова. Богиня, сука, шлюха, мать, дочь, сестра, подруга…

Я могла быть любой из них, но я выбирала себе название, как покупатель выбирает фрукты на лотке продавца. Враг, подумала я, надкусывая. Вкусив. Охотница, подумала я, добавляя к предыдущему. Когда-то добыча, теперь хищник. Я отложила это, слово, сохранила на будущее.

— Скажи мне, кто ты!

— Разве ты не видишь сама? — Я повернула голову, чтобы посмотреть на Грету, которая по-прежнему неуверенно стояла у входа в мою палату, и: улыбнулась. По тому, как она ахнула, я. поняла, что не могла, не должна была задавать вопросы, но неожиданно; у меня оказались все ответы. Услышав шаги в коридоре, я наклонилась, глядя мимо Греты. «Видишь, как моя аура предшествует мне? Видишь, какая колючая текстура у моей души? Сосуд полон ярости, не правда ли? Моя душа купается в алом».

Теперь, в полной панике, Грета прижалась спиной к стене. Голос ее дрожал. Руки метались, делая что-то за ее спиной. «Назови мне твое имя».

Ответ отяжелил мне рот, от него онемел кончик языка. Я почувствовала его тяжесть, и глаза мои открылись одновременно со ртом. «Я Стрелец!»

И как стрела, выпущенная из лука, который слишком долго держали натянутым, женщина, которой я должна была быть, как яркая комета, пролетела последние десять лет и погрузилась в меня со всеми знаниями, с которыми я родилась — и с которыми была погребена. Знаниями о Стрельце, о Зодиаке… о моем месте в нем.