Андрей Пучков - Тени холодного солнца

Я мельком посмотрел на Струэнзе, – бедняга весь покраснел стараясь не лопнуть от смеха. Признаться, я и сам едва сдерживался. Мои скудные знания русского всё же позволяли перевести эту, столь милую сердцу старого пьяницы фразу, но зачем же так жестоко поступать с человеком.

– Ну и чем же тебе так пришлись по душе русские? – спросил я. – Только из-за детских воспоминаний?

– А разве не они дважды спасали нашу старушку Австрию? – ответил он вопросом на вопрос. – Сначала от проклятого лягушатника Бонапарта, а пятнадцать лет назад от чёртовых мадьяр. А чем мы им отплатили? Мы не только не поддержали их в Крымскую компанию, но и попросту предали. Нет, русские это отличные парни! Я бы обязательно с ними выпил.

– Не стоит, старина Ганс. Право же не стоит. Возможно они и хорошие парни, но даже такому специалисту как ты, никогда не перепить русского, – сказал я. – Да, старый пьянчуга неплохо разбирался в европейской политике. Было о чём подумать.

– И всё же, Ганс, что это за славянская зараза которую принесли сюда Траумберги? – попытался я вернуть его к первоначальной теме.

– Ну, точно не скажу, господа, славянская она или валашская, – задумался Ганс. – Может так оказаться, что даже и венгерская… Но зовётся она – Носферату, а по нашему – вампиры или вурдалаки.

Ну тут уж мы со Струэнзе не могли дальше сдерживаться, и как по команде, оба, разразились неудержимым хохотом. Вот, значит, чего боялись те извозчики с привокзальной площади! Вот чего страшился тот молодой гуцул, отказавшись от двойной платы. В действительности всё дело было в примитивной, простонародной сказке. Мы хохотали до слёз, едва не надорвав животы.

Вокруг простирался превосходный сельский пейзаж, а тёплый ветерок обдувал нам лица и волосы. Я ехал к своей любимой невесте, и вообще всё, абсолютно всё, в тот момент казалось мне прекрасным. Самым прекрасным в этом лучшим из миров.

– Да уж, – продолжая сотрясаться от смеха, произнёс Струэнзе. – Говорил же я вам, Людвиг, что чем примитивнее, необразованнее народ, тем богаче и красочнее их мифология. Надо же, так испугаться детской сказки!

– Смейтесь, смейтесь, молодые господа, – в голосе Ганса послышалась злоба и раздражение. – Ваше право не верить. Но я долго живу на свете, и я вам говорю, благородные господа, в замке Траумбергов, точно обитают вампиры! Проклятые Богом ожившие мертвецы.

– Ну а в местном озере, конечно плещутся ундины. В соседнем лесу, обитают какие-нибудь тролли… или как они у вас тут зовутся, – насмехался Струэнзе. Ты что же, милейший, решил что мы, два образованных, благородных человека, офицера, поверим в твои сказки. На дворе давно уже девятнадцатый век, старина, а в вашей глуши время будто-бы остановилось.

– Вот я и говорю, благородные господа, ваше дело верить или не верить. Только все в нашей округе знают, что Траумберги где-то в подвалах своего замка прячут тайный склеп. И вот там, в гробу, покоится до времени, их предок – живой мертвец. Лежит значит себе лежит, но иногда, за грехи наши, он пробуждается, выходит из склепа и начинает пить кровь живых людей. Многих невинных христиан убьёт он пока не насытится. А как напьётся крови то опять забирается в свой гроб и засыпает на долгие годы. Эту историю у нас даже дети знают. – Тут мы вновь невольно рассмеялись. Старый Ганс так старался пересказывая местную легенду, что даже своему голосу попытался придать зловещую таинственность. Не хотелось обижать старика, но вся эта история выглядела невероятно дикой и примитивной.

– А скажи-ка, братец, – неунимался Струэнзе, – отчего владельцы замка прячут его в подвале а не уничтожат, если уж он такой опасный? Убили бы его серебряной пулей, или вогнали осиновый кол прямо в сердце. Вроде бы так обычно с ними поступают?

– Ну… этого я не знаю, милостивые государи, – старый Ганс пожал плечами. – Может быть не могут его убить, ведь он уже мёртвый. А может и не хотят. Ведь он хоть и нежить, да всё же родственником им приходится. Да и не трогает он своих. Пьёт кровь только у графских слуг да крестьян местных. Или… там прохожего человека ночью встретит, бродягу какого-нибудь. Тут ему и конец.

– То-то, братец, ты и боишься нас прямо в замок вести.

– Время позднее, благородные господа, скоро уж и темнеть начнёт. А мне ещё назад ехать, да по пустой дороге. Вот и хочу я, до темноты, как можно дальше от чортого замка оказаться. Я хоть и старик уже, да тоже хочу ещё пожить. Пожить, да шнапса с водочкой попить.

– Эх, бедняга Ганс, – поддел я старикашку, – напугался до смерти собственной сказочки. Выпей шнапсу, старик, и дело с концом. Ни один оживший мертвец не будет пить кровь пьяного человека. Вампиры как и собаки очень не любят пьяных. – Но старик лишь разочарованно крякнул и стал сильнее погонять лошадей.

– Э-э-эх, благородные господа, значит всё-же не верите. Напрасно, господа, я сам кое-что помню. Мне тогда всего шестнадцать лет было, совсем ещё мальчишка, но забыть такое… Пятьдесят лет назад это случилось… Тогда мертвец последний раз пробуждался. Страшное время наступило, даже сейчас вспоминать страшно.

– И что же ты помнишь?

– Если честно то мало, – признался Ганс. – Я в то время уже постоянно в городе жил, и работал младшим приказчиком в книжной лавке. А в деревне, куда мы с вами едем, жил мой дядька Вальтер со своей семьёй. И вот, как-раз в то время пропала его старшая дочь Элиза, хорошая, работящая девушка, уже на выданье. Искать пришлось не долго. Нашли её рядом с домом на сеновале. Лежала она, бедняжка, в одной ночной рубашке и с разорванным горлом.

Несчастный мой дядька тогда, от горя, чуть ума не лишился. И тут его младшая, десятилетняя дочь Гертруда стала рассказывать удивительные вещи. Поведала она о том, что видела в последнюю ночь перед тем, как сестра исчезла.

По её словам, стояла уже глухая темнота и все взрослые в доме спали глубоким сном. Ей же почему-то не спалось. Внезапно она почувствовала сильный страх. Гертруда стала звать Элизу что лежала на соседней кровати, хотела её разбудить. Но её сестра, наработавшись за день, спала очень крепко. Вдруг она почувствовала, что в их комнате сильно похолодало. Малышка Герти завернулась в одеяло с головой и попыталась заснуть. Пролежав так некоторое время, она, к своему ужасу, услышала как кто-то снаружи начал тихонько царапаться в оконное стекло. Замирая от ужаса она всё же набралась духу и, высунув из под одеяла голову, посмотрела в окно.

То что увидела моя маленькая кузина было ужасно. За окном, прижавшись лицом к стеклу, стоял, как она сказала, «мёртвый дядя», и царапал стекло ногтями. Когда её спросили, почему она решила что тот человек был мёртвым, малышка сказала, что дядя был точно неживой так как лунный свет кое-где просвечивал сквозь него. А ещё он выглядел очень бледным и страшным. Лицо у него было как у куклы, с застывшей, злобной улыбкой. Герти, будто-бы парализованная от страха, не могла ни рта открыть, ни пошевелиться. А у мертвеца стоявшего за окном внезапно вспыхнули глаза. Он протянул вперёд руку и стал, своими длинными, белыми пальцами делать призывные, манящие движения. Словно как звал к себе.