Тамара Злобина - Протоплазма. Мистический триллер

Его бы, как мужика, поберечь немного: не трепать нервы изо-дня в день, не сигать с воплями на голову невесть откуда… Так нет же: что ни день, то новые капризы, новые «сюрпризы», новые претензии.

Клёв начался только под вечер, когда солнце склонилось почти до самой реки, и это отвлекло Петруху от невесёлых мыслей.

Домой он явился, когда в домах уже начали включать электричество. Марь Петровна зыркнула на зятя, но ничего не сказала, слегка удивив тем Петруху. Да и Катерина была на сей раз на удивление спокойна и мила, даже словом не отреагировав на очередную «провинность» мужа.

Ночью Катерина ластилась к Петрухе, как во время медового месяца, но тот буркнул, что сильно устал и отвернулся к стенке. Желание общаться не появилось даже тогда, когда Катерина своими крепкими зубками начала слегка покусывать мочку его уха, что всегда приводило его в полный восторг.

– Давай спать, Катерина, – отреагировал Пётр. – Завтра рано вставать.

С того дня Петруху словно подменили, и он начал избегать жену: то ночная рыбалка, то ночное дежурство на ферме, то поездка в соседний совхоз на помощь тамошнему молодому зоотехнику – тоже с ночкой. Да мало ли какие дела могут быть у главного зоотехника большого совхоза?

Он часто ловил на себе испытующий взгляд жены, но делал вид, что ничего не произошло, что у него слишком много работы, и, что он слишком устаёт.

Через неделю Петруха не выдержал нервного напряжения и заявился к другу, купив по дороге бутылку водки: нужно было расслабиться, иначе можно свихнуться от всех этих переживаний.

Пяткин принял друга с рапростёртыми объятиями, а завидев бутылку расплылся в почти счастливой улыбке: он хотя и не был заядлым выпивохой, но от халявной выпивки не отказывался никогда.

Разговор начался только после второй рюмки. Витёк просто внимательно уставился на друга, давая понять, что он весь – одно сплошное внимание.

Петруха без утайки рассказал дружбану всё, что произошло с ним неделю назад. К окончанию его рассказа физиономия у Витька из просто счастливой превратилась в донельзя удивлённую, но он стоически выслушал всё до конца не перебивая и не делая никаких ремарок.

– Понимаешь, Витёк, – признался другу Петруха, – после того, как на меня свалилась тёща, что-то со мной произошло непонятное… Не то извращение какое, не то отвращение.

– А вот с этого места поподробнее, – ещё больше заинтересовался Пяткин.

– Даже не знаю, как это обсказать, – засомневался Петруха, опасаясь, что дружок не поймёт его.

Тот, видимо, понял сомнение Петра по своему и своё недовольство высказал прямо, ни мало не смущаясь:

– Стоило заводить разговор, если не хочешь рассказать?!

Петруха слегка поморщился и, пересилив сомнение, начал издалека:

– Понимаешь, Витёк… Раньше, когда Катерина прижималась ко мне… такая жаркая, такая пылающая… У меня даже волосы на груди поднимались дыбом… А теперь… Как она не ластится – ни один мускул не дрогнет… Словно меня заклинило…

– Может сглазил кто? – предположил Витёк.

– Кто сглазил? – не понял Пётр.

– Ну, ты же сказал, что это произошло после того, как на тебя свалилась Марь Петровна? – напомнил дружок. – Стало быть она и сглазила.

– И что мне теперь делать? – растерянно произнёс Петруха.

– Говорят, что клин – выбивают клином, – вспомнил Пяткин. – Попробуй… Может получится…

– Как это? – не понял Петруха.

– Ну, ещё раз прими на грудь Марь Петровну, – посоветовал дружок.

– Ни за что! – замотал головой Боков. – Судом присудят – кассацию подам.

– Ну, тогда Катерину прими… Она всё ж какая-никакая родня ейная.

– Чейная? – снова не понял Боков.

– Да тёщи твоей родня! – начал выходить из терпения Витёк, всем своим видом давая понять, что за последнее время его дружок сильно поглупел.

– Ну, и чего ты сердишься? – уставился на него Пётр. – Мне и так хреново, ещё ты подливаешь масла в огонь…

– Прости, не хотел, – отреагировал Пяткин, сильно сбавив обороты. – Просто не могу смотреть спокойно на то, как лучший друг погибает из-за баб.

– А он погибает? – усмехнулся Петруха.

– Факт на лицо! – подтвердил Витёк.

После откровенного общения друзей прошла почти неделя, но подходящего случая, чтобы принять Катерину в полёте, всё не выпадало. За это время Петруха окончательно запутался в своём мироощущении.

Марь Петровна неожиданно из мегеры превратилась в «любящую тёщу», всячески обихаживая зятя и потакая ему во всём. Едва она бросала на него взгляд, как все мускулы на его теле начинали бунтовать, и он ничего с этим поделать не мог. А тёща лишь мило улыбалась, словно наслаждаясь его терзаниями.

– Ведьма! – неприязненно думал Петруха. – Чистая ведьма! Что она сделала, что я стал таким?

А когда Марь Петровна однажды, как бы ненароком, прислонилась к его боку своим упругим бедром, Петруха на несколько дней потерял дар речи. И тогда он начал подумывать, от греха подальше, уехать в город, чтобы окончательно не пасть морально и не стать посмешищем на всё село, а то и район.

С каждым днём Пётр чувствовал себя всё хуже и хуже. Он явственно ощущал, что к нему в районе солнечного сплетения присосалась какая-то огромная пиявка и высасывает вместе с кровью и силы, и желания, делая его безвольным и вялым. Он прекрасно понимал, что дальше так продолжаться не может, но не знал, как всё исправить. Казалось, что выхода нет. Пришло отчаяние. И тогда Пётр окончательно решил, что ему срочно нужно уехать – хоть на какое-то время.

Петруха объявил жене, что его посылают в город на курсы повышения квалификации, и покидав кое-какие вещички в рюкзак, чмокнув её в щёку, шагнул за порог родного дома с большими сомнениями в том, что вернётся в него назад.

Бокову казалось, что злополучное тёщино падение перечеркнуло его жизнь жирной чертой, и ничего уже не исправить. Что Марь Петровна положила на него свой чёрный глаз у него уже не было сомнения.

На душе скреблись злые кошки. Было жаль Катюшку, жаль устоявшейся жизни в родительском доме, но иного выхода Пётр не видел, как с глаз долой – из сердца вон.

Поначалу плоть бунтовала, рисуя яркие картины, как его молодая жена Катерина ложится в постель… ну, хотя бы всё с тем же Витькой Пяткиным, который с самого начала к ней неровно дышал, но отступил только потому, что они с ним друзья с малолетства.

Шли дни и яркие фантазии Петра стали помалу тускнеть. Тем более он начал работать в ветеринарной клинике, расположенной на северной окраине города, что спасало его от тёмных мыслей, и давало средства на существование.

Ему везло с самого начала: сперва работа, потом жильё. Едва он на работе высказал желание снять поблизости недорогое жильё, кто-то из сотрудников сказал, что у него есть один знакомый дедок, который сдаёт комнату за вполне нормальную плату. В этот же вечер Пётр был по указанному адресу.