Елена Арсеньева - В моих глазах – твоя погибель!

– Да ты язык-то придержи! – завопила тетя Тома. – Вырастила вора, а на меня…

Она осеклась, потому что Женя в это мгновение спустилась с березы, как Джонни Вайсмюллер с пальмы в трофейном фильме «Тарзан в западне» [8] Под этим названием в СССР шел американский фильм 1936 года «Спасение Тарзана», входивший в число тех, которые были захвачены Красной Армией в качестве трофеев на территории Германии и других европейских стран во время Великой Отечественной войны. : перелетая с ветки на ветку. Они с Сашей отработали сей трюк до совершенства, и даже тетя Тома уже привыкла и не пугалась, но на свежего человека это производило очень сильное впечатление.

Очень!

Раздался дружный вопль собравшихся – а потом воцарилось изумленное молчание, которым Женя не замедлила воспользоваться.

– Да что вы все заладили: вор, вор? – спросила она с досадой, поднимаясь на крыльцо, как на трибуну, и окидывая собравшихся сердитым взглядом. – Почему вор? Он заглянул к нам керосину занять, да Тамара перепугалась и крик подняла.

– Какого керосину? – ошеломленно спросила тетя Тома. – Ты о чем?

– О горючей смеси углеводородов, – пояснила Женя, которая училась на отлично по всем предметам как в восьмилетке на Базе, так и в 57-й средней школе. – Которую в керосинку заливают. Этот парень вернулся из колонии, пришел домой голодный, мечтал, что мать его встретит, чаем напоит и хоть чем-нибудь накормит. Но Алевтина Федоровна спала в обнимку с пустой бутылкой, а еды в доме никакой не нашлось, кроме сырой картошки. Он картошку помыл, в кастрюльку положил, поставил на керосинку, чиркнул спичкой, а огня нет, потому что керосинка пустая. И бидон пустой. Тогда он взял бутылку и пошел к соседям – керосину взаймы просить. У Вечкановых было заперто, тогда он к нам направился. Вошел в калитку – во дворе пусто, поднялся на крыльцо, сунулся в коридор, потом на кухню. Тут его тетя Тома увидела и перепугалась до смерти. Решила, он сейчас бутылку о край стола жахнет и «розочкой» ей горло перережет. Вот и закричала. Ну, тогда он и сам перепугался, что ему сейчас новое дело навесят, и кинулся наутек. Да только тетя Тома так кричала, что вся улица сбежалась, – вот парня и схватили.

– Ты чего тут нанесла, малахольная? – слабым голосом спросила тетя Тома. – Ты чего наболтала?!

Женя только высокомерно повела бровями и села на верхней ступеньке крыльца.

– Правда что малахольная, – нерешительно пробормотала Алевтина. – Где это я спала? Да я со вчерашнего дня глаз не сомкнула, сыночка родимого поджидаючи, а он…

– Это что, правда? – перебил Дергачёв, который не забыл еще, как в прошлом году Женя Васильева в одну минуту угадала, кто таскал инструменты из школьного кабинета труда и шарил по карманам в раздевалке. Это оказался директорский сынок, тихоня и отличник, на которого никто и никогда не подумал бы! А Женька раз глянула – и угадала…

– Конечно, правда! – наконец прорезался голос у обвиняемого. – Я не пойму, откуда она это знает, но это все истинная правда!

– Ага, хорошую она тебе подачу дала, Мишка! – сердито хохотнул Тимофеев, большой любитель футбола. – А ты тоже соображучий: сразу мяч принял… Но голевой момент не засчитан! – И он повернулся к перепуганной хозяйке: – Ну что, гражданка Морозова, будете заявление писать? Насчет попытки ограбления?

– Да! – мстительно глядя на Женю, воскликнула Тамара.

– Нет, – раздался голос Саши. – Никто ничего писать не будет. Это просто какое-то недоразумение, правда, Тамама?

Тамара вмиг сникла, поджала губы и кивнула, бросив на Женю ненавидящий взгляд.

– Ну что, пройдем, гражданин Герасимов? – сухо сказал Тимофеев парню.

– Куда еще? – спросил тот испуганно.

– В отделение, милок, – пояснил участковый с ухмылкой.

– За что? – крикнули в один голос Женя, Саша и Мишка.

– За нарушение паспортного режима. – Улыбка сошла с лица Тимофеева. – Если кто прибывает из мест лишения свободы, он должен первым делом отметиться в КЭЧ. Отметиться, а не керосин у соседей шукать!

– Так ведь уж вечер, – растерянно пробормотал Мишка. – Паспортный стол в КЭЧ закрыт! Я б завтра с утра пришел.

– А надлежит в день прибытия! – назидательно изрек Тимофеев. – Мало ли что стол закрыт – в отделении дежурный есть, вон отделение Кировского района, через двор, на улице Фрунзе! Так что пошли, пошли, не тяни время. Задерживаю тебя за нарушение паспортного режима, а это уже рецидив. Значит, опять суд и справедливое наказание. И не вздумай сопротивляться: сам себе еще столько сроков навесишь, что замучаешься считать.

– Можно я ему хоть еды какой-нибудь дам? – в отчаянии воскликнула Женя. – Он ведь даже поесть не успел!

Тимофеев покосился на нее, на Сашу, подумал, начал было сурово качать головой, но вдруг кивнул, причем вид у него сделался такой, словно он сам не поймет, почему согласился.

Женя опрометью кинулась в дом.

– А вы расходитесь, граждане, – махнул рукой Тимофеев. – Кина не будет.

Алевтина, качаясь, потащилась за калитку, приговаривая:

– Ну, прощай, сынок! Прощай, до скорой встречи!

Дергачев посмотрел ей вслед, плюнул и, достав из кармана червонец, сунул Мишке в карман:

– Держи, пригодится! И пригляди, Тимофеев, чтоб он деньги не потерял, понял?

Он значительно глянул на участкового, и тот заюлил глазами:

– Понял, чего ж не понять!

– Тамама, собери ему какой-нибудь еды в дорогу, – сказал Саша.

У той задрожали губы от злости и обиды, но спорить не посмела – скрылась за окном.

Тут из дому выскочила Женя с кружкой чаю и большим ломтем хлеба, на котором лежал кусище колбасы.

Мишка умял все это в минуту, давясь и чавкая, а чай выпил чуть ли не одним глотком.

– Осторожней, он горячий! – воскликнула Женя жалобно, но Мишка только буркнул:

– Ничего, мы привыкшие!

Протянул ей кружку и тихо спросил:

– Слушай, а как ты узнала, как ты могла узнать, что я за керосином приходил? Ты где была, что все видела?

– Я на березе стояла, – пробормотала Женя, удивляясь, какого странного цвета у него глаза: очень светлые, желтые, совсем как янтари в ожерелье тети Томы, подаренном ей дядей Сашей Морозовым незадолго до смерти. – Я не знаю… я сама не понимаю, как…

– Высоко сижу, далеко гляжу? – ухмыльнулся Мишка.

– А что, правда все так и было? – шепнул Саша.

Мишка кивнул.

– Лучше бы я молчала, – вздохнула Женя. – Все равно они не поверили.

– Они бы и так не поверили, – передернул худыми плечами Мишка. – Так что я теперь рецидивист. Снова в колонию! Только ты знаешь что? За меня никто никогда не заступался. Ты первая. А мне тебя даже поблагодарить нечем. Нет, слушай… я знаю, чем! Я тебе стих скажу!

– Чей стих? – вскинула брови Женя.

И Саша тоже вскинул брови точно так же, как она.