Лев Липовский - Колыбель для Ангела

Таинственный ритуальный камень продолжал излучать тепло, и это тепло создавало определенный уют в этих древних руинах. Сколько событий, скольких людей за свою многовековую историю помнят эти камни – искрой промелькнуло в голове. Ветер зашуршал меж камней, перемежаясь звуками разной тональности, и мне показалось, будто кто-то невидимый зашептал мне на ухо едва различимую молитву. Я отпрянул от камня и звук, так похожий на молитву, неспешно растворился в остывающем пространстве. В сгущающихся сумерках, я попытался рассмотреть камень – нанесенные на нем символы неожиданно показались достаточно знакомыми. Сознание вдруг стало туманиться, и в тот самый миг мне стало совершенно ясно значение этих символов. Тело лишилось привычной силы, мои мышцы обмякли, и голова бессильно поникла на загадочный камень. В ушах вновь зазвучала невнятная молитва, со временем звуки ее стали более различимыми, пока я не стал различать ее обрывки:

«Всемогущий Архиархей!.. Славы полно имя Твое… Славы полны деянья Твои… Милостью Своей не оставь детей Своих… Во исполнение замысла Твоего, дети Твои преодолевают тропы Твои, неся Свет Твой, неся имя Твое…»

Непрестанно крутившееся в сознании, почти несбыточное желание скорее оказаться дома, увидеть близких, друзей, вдруг показалось таким простым и легко выполнимым.

Высоко над головой брызнул звездопад, я взмыл в его эпицентр и, растворяясь в нем, понесся наперегонки со сверкающими звездами в неведомую даль…

Пришел в себя я вблизи станицы Новотроицкой. Одному Богу известно, как я там оказался. Вряд ли я смогу тебе это однозначно объяснить даже сейчас, спустя нескольких лет. Дальше ты сам все знаешь.

Савельев откинулся в кресле и улыбнулся:

– Вот так, Руслан, обычно и происходит, если обращаешься за помощью к другу-доктору. Приходишь к нему со своими проблемами, а он тебя грузит своими. Это расплата за дружбу.

Внезапно лицо его стало серьезным. Он пристально посмотрел Азарову в глаза каким-то странным взглядом, который окончательно убедил того, что Савельев стал другим. Не хуже, не лучше – просто другим. Пронзительный, совершенно материальный взгляд, проникал внутрь мозга и прощупывал его. От этого Азарову вдруг стало жарко. Затем это ощущение медленно отступило.

– Тебе незачем бояться своих снов. Бояться вообще – бессмысленно. Скоро ты это поймешь. Наши сны – это знаки, данные нам для прочтения. Сон сугубо индивидуален – твой сон предназначен исключительно тебе. Никогда и никому до срока не рассказывай о своих снах, чтобы никто случайно не вмешался в твою судьбу. – Савельев на мгновение замолчал, а затем хитро улыбнулся. – А здоровье у тебя отменное, так что не переживай. И вот что еще – брось в тихушку покуривать, не обманывай сам себя. Бросил – значит бросил.

Покидая дом Савельева, Азарова вдруг осенило – он ведь ничего не сказал Савельеву о проблеме, с которой к нему приехал. Между тем Савельев ответил на его незаданный вопрос. Дело осталось за малым – понять, что значат его слова. Как бы то ни было, Савельев тем самым вновь подтвердил неординарность приобретенных им способностей. Впрочем, после возвращения из той затянувшейся поездки, он часто удивлял Азарова своими странностями. Просто теперь ему становилось понятнее их происхождение. И они перестали его настораживать, что, видимо, вполне объяснимо – человека пугает неизвестность, знание же вселяет уверенность.

Одно он мог сказать с уверенностью – Савельев все так же оставался его лучшим другом. И это было важнее всего того нового, что Азаров узнал о нем.

Атмосфера в кабинете депутата законодательного собрания Ростовской области, председателя фонда «Возрождение и процветание России», Игоря Леонидовича Миронца, была напряженной. Под угрозой срыва были планы о назначении его протеже, руководителя департамента земельной политики, Хромова Василия Ивановича, на пост губернатора Ростовской области. Он давно был знаком с Хромовым и успел прибрать его к рукам. Хромов был жаден и амбициозен, что полностью соответствовало предъявляемым к нему со стороны Миронца требованиям.

По всем прогнозам действующий губернатор Семен Егорович Черкасов должен был уйти на заслуженный отдых. Черкасов был, как говорится, от сохи – корнями из ростовской глубинки, где родился, вырос и прошел в советский период сложный путь от помощника комбайнера до председателя райисполкома. Он был человеком открытым и бесхитростным, но при этом решительным и настойчивым. Работал добросовестно и честно, борясь с любыми проявлениями коррупции и бюрократии, как говорится с открытым забралом. Поэтому был далеко не всем удобен. Миронец искренне считал, что с такими жизненными принципами удерживаться в современном политическом водовороте делать нечего. Хотя знал, что в Москве у Черкасова была некая поддержка, да и в области у него было немало сторонников.

Миронец прекрасно знал расклад «игры»: четверо из семи продвигаемых кандидатов на этот пост не имели ни малейших шансов, еще двое могли с ним потягаться, поскольку представляли интересы определенных деловых кругов в столице, но в конечном итоге, тоже не составляли Миронцу серьезной конкуренции. Его поддержка была куда надежнее.

И вот теперь, когда вопрос назначения его кандидата был практически решен, что-то в этом механизме дало сбой, и прежний губернатор решил остаться на должности.

Но Миронец был опытным воротилой и кроме всего прочего имел надежную поддержку не только в высших эшелонах власти родной державы. На прошлой неделе он вернулся из Амстердама после встречи со своим идейным вдохновителем и тайным покровителем Клодом де Люком.

В целом, Миронец не так много знал о де Люке, как ему этого хотелось бы. Клод де Люк был фигурой таинственной. Он относился к тем серым кардиналам, которые не светились в обществе, лично не лезли в политику, но имели на нее значительное влияние. Эта личность вызывала у Миронца благоговейный страх и у него даже мысли не возникало, чтобы поинтересоваться, чем же конкретно занимается де Люк, в какой сфере размещаются его деловые интересы, каковы истинные источники и размеры его состояния. Но то, что уже очень давно Россия находилась в сфере его пристального внимания, лично у Миронца сомнений не вызывало. Внешне все это выглядело вполне оправданно и закономерно, особенно в последние десятилетия. Любой деловой человек в мире, с тем или иным интересом, пытливо взирал на руины огромной страны после развала империи – всех прельщали ее несметные богатства, которые буквально лежали под ногами. И даже когда она начала медленно возрождаться, интерес к ней не угас, а напротив – возрос. Поэтому официально интерес де Люка к России в принципе казался объяснимым и закономерным. Но это официально.