Алексей Атеев - Загадка старого кладбища

— А затем, милая, — вдруг раздался сзади детский голос, — что ты нужна нам.

Петухова стремительно обернулась и увидела, что на стуле, где только что сидел Забалуев, теперь сидит давешний белобрысый мальчик, виденный ею последний раз на дороге. Ребенок холодно улыбался и грозил ей пальчиком.

— Поезжай, милая, снова в Лиходеевку, не пожалеешь, — писклявым голоском изрек он.

Петухова кинулась к мальчишке, и вдруг он пропал. В комнате было пусто. В растерянности стояла библиотекарша, но тут раскрылась дверь и вошел Забалуев.

— Приветствую, приветствую, — радостно закричал он, — я в хранилище бегал.

Петухова медленно опустилась на стул.

— Я была у вас в понедельник, — осторожно начала она.

— Ну да. — Забалуев внимательно поглядел на нее. — Всю ночь просидели вместе с Митей. Хотели еще ехать в деревню эту, как она там называется… Я, к сожалению, опоздал, в квартире небольшой пожар случился, проводка загорелась ни с того ни с сего. Прибежал к вам, сказали, что вы уже уехали. Ну и как съездили? Что-нибудь узнали?

Валентина Сергеевна поднялась и, не отвечая, направилась к двери. У порога она обернулась, снова ожидая увидеть вместо Забалуева ребенка. Но Петр Петрович растерянно и участливо смотрел на нее.

Вечером того же дня Петухова снова была в номере у профессора.

— Так, так, очень интересно. — Профессор потирал руки от удовольствия. — Значит, сначала был один Забалуев, а затем другой? И ребенок? Ну, а разницу, разницу-то между этими двумя вы заметили?

Валентина Сергеевна недоуменно пожала плечами.

— Ну, какие-нибудь детали? Глаза, например?

— Да я особенно не приглядывалась, правда, мне показалось, что первый Забалуев был какой-то неестественный, слишком веселый, что ли… Как-то уж очень оживленный.

Профессор задумчиво поглядывал на Петухову.

— Все-таки, мне кажется, дело тут сложнее. Я думал, архивариус тоже из их компании. Но, видимо, ошибся. Сдается мне, здесь действует направленная галлюцинация, а может, и того серьезнее, классический оборотень. И почему именно ребенок, мальчик? На кого он похож, что вообще вы обо всем этом знаете? Ведь дитя вы видите не в первый раз?

— Да, — подтвердила Петухова. — И он мне абсолютно незнаком, хотя вроде бы кого-то напоминает.

Валентина Сергеевна напрягла память, но ничего определенного вспомнить не смогла.

— Ладно, — сказал Струмс, — с этим еще разберемся. Значит, таинственный малыш посоветовал вам ехать в Лиходеевку? Вот и я вам советую, и весьма настоятельно.

— А скажите, — Валентина Сергеевна внимательно посмотрела на Струмса, они знают, что вы в городе?

— Без сомнения, знают они, конечно, и то, что вы в данную минуту находитесь у меня. Но уверяю вас, это не имеет никакого значения.

— То есть? — не поняла Валентина Сергеевна.

— Видите-ли, голубушка, они настолько уверены в своих силах, что не обращают внимания на противника, да, видимо, и противником-то меня не считают. Ну что я им… Какой-то жалкий смертный, да и не во мне дело, а в вас. И тут в ход пущены все средства.

— Страшно-то как, — содрогнулась Петухова.

— Да, — согласился профессор, — ситуация невеселая. И все же помните, что сказал малютка в зеркале: «Выход всегда есть».

Придя домой, Валентина Сергеевна всюду включила свет. Поужинала. Старое зеркало в прихожей притягивало ее к себе. А что, если потушить свет, может быть, зеркало снова засветится? Несмотря на страх, она так и сделала. В темноте долго смотрела на зеркало, но оно оставалось по-прежнему темным.

Все-таки ребенок не давал ей покоя. Почему-то казалось, что лицо его было из ее собственного детства. Может быть, какой-то дворовый мальчишка или сосед по дому? У нее мелькнула мысль полистать семейный альбом. Она достала его с этажерки и осторожно раскрыла массивную, обтянутую синим плюшем крышку. На пол упал ворох фотокарточек. Она подобрала их и стала медленно перебирать. Вот мама, отец, вот она уже взрослая, с подругами. Бабушка с дедушкой. А на этой карточке ей лет десять. Стоп! Ее лицо… оно так похоже на лицо того ребенка. Так вот откуда чувство, что она его знает. Но как это может быть?!

И тут она вспомнила и похолодела. Давным-давно, в пору ранней молодости, случился у библиотекарши бурный, но скоротечный роман с одним молодым человеком. Тот выдавал себя за летчика, но на поверку оказался бухгалтером, чем сильно снизил свою ценность в глазах Валентины Сергеевны. Она не собиралась связывать жизнь с каким-то счетоводом, да и он не горел желанием. Они мирно расстались.

Однако роман имел неприятные последствия. Как ни скрывала Валентина, как ни затягивалась в корсет, мать скоро обо всем догадалась. Выход нашли быстро. Ее отправили к дальней родственнице, жившей в Конотопе. Там она благополучно родила мальчика. Ребенка тут же отдали кормилице. Библиотекарша его почти не видела, да, откровенно говоря, и не стремилась увидеть. Кормилице регулярно высылались деньги, а та в коротких письмах сообщала, что мальчик (его назвали Павлом) жив и здоров. По правде, мысль о том, что у нее есть сын, пусть в далеком Конотопе, тяготила Валентину. Ей было не жалко денег, посылаемых на воспитание мальчика. Ее мучил страх, что узнает муж, она к тому времени уже вышла замуж.

Так что краткое сообщение, что Павел умер от дифтерита, заставило проронить две слезинки и вздохнуть с облегчением. И вот теперь… Неужели тот ребенок — ее сын? В этом она уже не сомневалась. Вот откуда все ее муки. Молча кусала Валентина Сергеевна губы, не в силах справиться с душившими ее слезами. «Это кара, кара Божья», — явственно всплыла четкая мысль.

Валентина Сергеевна рыдала долго и безутешно. Лицо ребенка стояло перед глазами и не давало успокоиться.

Превозмогая слезы, трясущимися руками она достала из самого дальнего угла шкафа маленькую шкатулочку красного дерева. Там на самом дне, среди пожелтевших документов, старомодных украшений, лежал маленький крестик на золотой цепочке, крестик ее матери. Она достала его, повертела в руках и вдруг решительно надела на шею, зашептала слова полузабытой молитвы. Глупо, конечно. Какой-то крестик… Но отчего-то стало теплее, будто хрустнула и рассыпалась льдинка, холодной коркой лежавшая на душе. А утром произошли события, которые вытеснили тоску.

Проснувшись, Петухова отправилась в ванную. Вот уж блаженство! Горячая вода, разомлевшее тело, сладостные видения витали перед затуманенным взором.

Вода стала остывать, и она решила добавить горячей. Открыла кран. В кране забулькало, и оттуда медленно выполз огромный, вроде мыльного, пузырь, но только во много раз больше. Переливаясь всеми цветами радуги, прозрачный пузырь колыхался в воздухе над ванной.

Недоуменно смотрела Петухова на это чудо, а с пузырем между тем происходили изменения. Его внутренность наполнилась мерцающими разноцветными огоньками. Это было очень красиво, но страх понемногу начал заползать в душу, вытесняя опьянение. Огоньки начали сгущаться и образовали подобие лица. Черты его становились все отчетливее. Это было лицо какого-то глубокого старика, совершенно незнакомого Валентине Сергеевне. Старец, казалось, внимательно смотрел на библиотекаршу.