Дмитрий Ахметшин - Когда ты перестанешь ждать

Что бы Том сказал об этом медведе? Прежде всего, он позаботился бы о подходящей атмосфере. В мире, в котором он жил, медведи не могут просто так выходить из леса и ковыряться в мусорных баках. Их должно направлять древнее волшебство – то, которое слышится в звоне шаманских колокольчиков и ночных песнях упряжных лаек. Рот у медведя красен от свежей земляники, глаза живые и любопытные, как у человека. И когда он движется из чащи по направлению к человеческому жилью – от открытого огня, будь то свечи или пламя в камине, становится зелёным, будто смотришь на него через цветное стекло.

Значит ли это, что мир теперь изменился? Это уже не мир, в котором жил Томас, это наш мир. Мир, в котором живу я, и Юсси, и Джейкоб, и все-все остальные… Больше всего перемену, наверное, почувствуем мы с Сашей, потому как мы прекрасно знали о Томасовом видении окружающих его вещей и событий.

– Карамазин! Антон! Ты слушаешь меня?

Я поднял голову и узрел над собой Эйфелеву башню. Все эти арки, и перекрытия, и скрипучие балки с бородой ржавчины…

Это всего лишь господин Добряк. Когда он приходил в класс, то вешал трость на старинную вешалку для шляп, на которую вешали все что угодно, кроме шляп, и перемещался между рядами, опираясь на парты и иногда спинки стульев. Сейчас он упёрся двумя руками в мой стол и склонился надо мной. Я вдохнул горький запах лука и редиса. Добряку идёт седьмой десяток, и кожа у него на шее свисает, как у индюка.

В моём кармане завибрировал телефон, и я не нахожу слов, чтобы помешать выстроенной учителем конструкции рухнуть мне на голову.

– Повтори, что я сейчас сказал, Антон.

– Ну, он во Флоренции учил юриспруденции…

– Кого учил?

– Наверное, учеников… детей… ещё он был основоположником идеи гуманизма и осуждал аскетизм…

– Может, ты связаннее скажешь мне что-нибудь про медведя?

Я молчал. Связаннее, наверное, я бы рассказал что-нибудь про Томаса, но это был бы очень уж неожиданный поворот сюжета.

– Нет, господин учитель.

– Ладно. Я надеялся, что ты хотя бы что-нибудь пошутишь, но…

Добряк замолчал, как будто бы что-то вспомнил. Должно быть, в голову ему пришло, что мне нынче не до шуток. Наконец сказал:

– Некоторые события последней недели не повод отсутствовать на моём уроке – отсутствовать на моём уроке головой, конечно же я имел ввиду. Думаю, стоит поставить тебе заслуженную двойку.

Конструкция всё-таки рухнула. Когда прозвенел звонок, я всё ещё выбирался из-под обломков, и только условные знаки, которые подавал мне Юсси, заставили вспомнить про телефон.

Сообщение оказалось от него самого. Дочитывал я уже выходя из класса, в то время как Юсси скакал вокруг и не мог дождаться, пока мои глаза оторвутся от экрана.

– «Охота на медведя»? – спросил я. – Что это значит?

Как обычно, новости выходили из него, как воздух из проколотого шарика.

– Я слышал, что туда с самого утра уехал Аалто. Если тот медведь настоящий, там должны остаться следы, содержимое его желудка, даже шерсть… а может, он сломал о мусорный бак один-два когтя? Мы непременно должны туда поехать!

– Зачем?

Юсси стукнул себя раскрытой ладонью по лбу.

– О чём ты? Хочешь, чтобы мы исключили тебя из компании искателей приключений? Ты давно видел, как Аалто опрашивает свидетелей и держит при себе настоящий полицейский дробовик?

– Почему бы и нет? – вслух подумал я. – Действительно. Это же медведь. Такое не каждый день увидишь.

У господина Аалто, похоже, выдался тот ещё месяц.

– Отлично! – сказал Юсси. – Тогда едем!

– Через тридцать минут, от моего дома, – категорически заявил я. – Нужно ещё кое-что сделать.

– Да ты просто решил отведать мамкиного борща, – заверещал Юс, тыча в меня пальцем. Он выскочил вперёд и пятился перед нами с Джейком, кривляясь, подпрыгивая и пыхтя, как трактор.

– И пельменей, – злорадно прибавил Джейк. – Вы, русские, любите пожрать.

– Ничего не могу поделать со своими слабостями, – развёл руками я и бегом дёрнул от них по коридору в сторону выхода. Оставалось ещё время, чтобы кое-кого поймать.

Из школы гомонящей, разноцветной толпой выпархивали дети: газ беспорядка и непрекращающегося, бессмысленного шума, выпущенный в атмосферу сонного города каким-то злым гением. В прозрачном воздухе танцевала мошкара. Даже не скажешь, что вчера был дождь: лужи на асфальте выглядели так же несуразно, как дедовские медали на груди восьмилетнего мальчика.

Я бросил рюкзак на асфальт, исписанный мелками, изрисованный граффити, взгромоздился на него, как коршун на вершину скалы, и стал обозревать окрестности, дожидаясь жертвы. Только что закончился пятый урок – с истории всегда отпускали чуть пораньше, а на географии, напротив, когда из коридоров уже вовсю доносился задорный топот, ребята сидели и, высунув языки, записывали домашнее задание под строгим присмотром мисс Олли. Я специально проверил расписание, чтобы удостовериться, что жертва от меня не упорхнёт. У нас история, у восьмого "Эй" старуха Олли… самый подходящий вариант для встречи.

Сашка была на год старше, и училась, соответственно, классом выше.

Первыми вышли мальчишки. Волокли свои рюкзаки, как докучливый хлам, перебирали в карманах бесконечные мелочи, важные для любого мальчишки: кубики, железяки, бумажки, открывашки для содовой, сотовые телефоны. На ходу распутывали наушники. Они не слишком отличались от наших семиклашек. Наши, может, чуть больше походили на поджавших уши в стремительной скачке лисят.

Девочки были уже совсем другие. Будто… нет, я не знаю даже, как описать эти перемены. Наверное, очень больно, когда твои кости сами по себе вытягиваются, а мышцы становятся накрученными на гитарный гриф струнами. Если бы человек менялся в течение жизни так, как меняются с пятого по девятый класс девочки, в учебниках истории было бы всё по-другому. Я решил как-нибудь помечтать насчёт того, чтобы заделаться писателем-фантастом.

Среди девчонок, похожих на стайку разноцветных суетливо щебечущих попугайчиков, я разглядел взмах вороньих крыльев – Александра с расчёсанными на прямой пробор чёрными волосами хотя и была вместе с остальными, но держалась так отстранённо, что сразу было понятно: есть они, а есть она.

– Эй!

Однокашники Саши удостоили меня минимальным вниманием. Девушки, как обычно, похихикали между собой над моим акцентом. Зато Сашка остановилась и в упор посмотрела на меня.

Я схватил добычу за рукав, оттащил к своему рюкзаку.

– Привет, – сказала она. – Отпусти. Больно же.

– Ага, – сказал я и разжал руку. – Есть разговор.

– Что за разговор? – спросила она неохотно. Перевесила сумку с тетрадками на другое плечо. – Если это опять насчёт того, чтобы куда-нибудь залезть, то я…