Роберт Мальков - Волки окружают Владимир

9-е. Среда

Ты мог бы уместить вселенную в цветке,

Как бездну времени пергамент Августина?

Гюнтер Эгельмаун. Часовщик.

Когда Ульяна вышла за ворота Централа, красного трёхэтажного здания, построенного ещё по приказу Екатерины Второй, она уже знала, что за ней будут следить. Не очень-то она надеялась на великодушие подобных типов, как Савва Юрьевич. Да и от губернаторши, этой беспринципной, злопамятной, не способной на какое бы то ни было благородство женщины, она даже во сне не могла ожидать поблажек. Так. Что же для начала ей надо сделать? Идти на прежнюю квартиру, находящуюся недалеко от центра города, где они остановились с Мариной, конечно, ни в коем случае нельзя. Если бы она уже связалась с организацией! Но кто ей там сразу поверит? А вдруг она из Службы Безопасности? Значит, остаётся только одно: гулять вокруг цента города. В центре нельзя – слишком будет мозолить глаза её крестьянский наряд: тулуп, шерстяной платок и эти жалкие опорки. (Тулуп на неё накинули полицейские, когда выходили из балагана. А то пропал бы. Надо же, какая трогательная забота!) По окраинам же ходить было нецелесообразно. Трудно её будет здесь Маринке отыскать. Так что самое логичное это ей бродить между помпезным центром и убогой окраиной. Альфонский, добрейшая душа, выправил ей мандат, ибо мандат сельским жителям вообще не полагается, за исключением охотников. Удивительно, как её до сих пор не сцапал патруль? У Маринки, например, есть. Она более продвинута в этих делах. Ещё в «Солёном жмыхе» наладила связь с недовольными из ближних посёлков. Там ей и выправили мандат. Говорила, что когда приедут во Владимир, ей, Уле, тоже выправят. Только всё не получалось. Вот и получилось – выправили.

Как же всё-таки дать о себе знать ей? Должна же была Маринка следить за воротами Централа. На словах просто. А только попробуй на сорокаградусном морозе весь день торчать, дожидаясь неизвестно чего. Хотя одета она более привычно для города, чем я. Дублёная шуба, пимы, пуховая шапка, как у нанайцев, шарф с помпонами. И вообще она гораздо интереснее меня. Широкое лицо, чёрные глаза, опушённые длинными ресницами, густые чёрные волосы, заплетённые в косичку-колосок, медные колечки ушах, полные губки, которые, когда растягивает в улыбке, так выгодно преображают её облик, что сразу можно в неё влюбиться: в эти ямочки на щеках, в эти блестящие лукавые глаза. Где же ты моя красавица-хохотушка? Однозначно, я чувствую, что она уже знает о моём освобождении и ищет повод дать незаметно мне какой-нибудь знак. Ведь она тоже прекрасно понимает, что меня выпустили в качестве наживки. Ох, как холодно! А я со вчерашнего дня ничего не ела. Но ничего лучшего не остаётся, как бродить на границе центра и окраины.

Раз Ульяне встретился патруль. Спросили мандат. Она показала. Капитан посмотрел и отдал, не задавая никаких вопросов. Вообще, эта граница между центром и окраины была интересна с точки зрения социального деления. Принадлежащие ещё центру трёхэтажные здания, специфической архитектуры – помесь модерна и ампира, – где помещались конторы юристов и нотариусов, мелкие закусочные, ателье, парикмахерские, очерчивались неровной лентой дороги, по которой циркулировали уродливые автобусы, иногда сворачивавшие в недра окраины, наводнённой бесформенными бараками, заводишками, машинными мастерскими и мелкими ремонтными контрами. Что ж, здесь можно побродить, только осторожно, петляя и держаться возле невысоких кирпичных домиков, чтобы Маринка была уверена в том, что когда она меня окликнет, никто из посторонних, даже собака, не могла заподозрить никакой каверзы.

Всё-таки, как хочется есть. Как нарочно булочная разливает такой запах!

Чтобы не чувствовать этот соблазнительный запах, Уля перешла дорогу на сторону окраины. И тут в глаза ей бросился безликий двухэтажный дом, которых здесь было много. Отчего-то, не зная почему, она задержала на нём внимание, и этот интерес оправдал её ожидание. Ворота, ведущие во двор, вдруг как бы без видимой причины приоткрылись и за ними мелькнула фигура. Уля насторожилась, потом, оглянувшись, быстро подошла к дому, и незаметно скользнула за ворота во двор, где стояли ветхие сараи и на верёвках дубели серые простыни. В доме был один единственный подъезд с жалобно скрипящей на ржавой петле дверью. Ещё раз оглянувшись, Ульяна тут же зашла в него. В подъезде было мрачно. Одна лестница вела наверх, другая – вниз, в подвал. Только она занесла ногу на ступеньку, ведущую наверх, как из подвала, тянущей вонью, раздался тихий шорох, словно кто-то хотел привлечь её внимание. Ульяна остановилась, огляделась и сделала попытку спуститься вниз. Но не успела. Снизу шёпотом прозвучал высокий юношеский голос.

– Стойте! Я от Марины. Времени мало. Слушайте и запоминайте. Сегодня в час дня зайдите в часовую мастерскую, что отсюда через два дома. Пароль «Можно ли у вас купить часы с серебристым браслетом?», ответ «Подобные часы сейчас большая редкость, но для вас, куда ни шло, что-нибудь подыщем». Всё теперь идите. И знайте, за вами следят.

Ульяне не надо было дважды повторять. Она быстро вышла из дома, потом со двора. Надо приметить, где это мастерская. Ах, вот она. Вон вывеска. А теперь поскорей отсюда. Нужно побродить в других местах. Она поглядела на свои простенькие часики. У меня в запасе ещё два часа. Теперь можно углубиться и в окраину. Только место надо запомнить.

Теперь, блуждая между лачугами и бараками, Ульяна чувствовала себя гораздо уверенней. Тут было больше шансов остаться незамеченной. Она то петляла из одного двора в другой, то быстро проходила по редким заснеженным скверам, то ловко сворачивала в барачные проезды. Таким способом, избегая ненужных взглядов, Уля к назначенному сроку вынырнула из глубины улиц и быстро прошла к часовой мастерской, которая располагалась в таком же безликом двухэтажном бревенчатом доме с каменным низом, как и тот, где ей сообщили пароль, и, судя по размеру двух окон, занимала небольшую комнату на первом этаже. Ульяна уверенно толкнула дверь и услышала звон колокольчика, сообщающий о приходе посетителя. То, что она увидела, было вполне ожидаемо. Полутёмное помещение было всё сплошь и рядом заполнено часами различных конструкций и размеров. Все они тикали, вращали колёсиками, качали маятники и издавали звон (по крайней мере, когда она зашла, несколько старинных часов издавали утробный бой). За прилавком, освещённым керосиновой лампой, сидел пожилой мастер и возился, очевидно, с небольшим часовым механизмом с монокуляром в левом глазу. В помещении было довольно прохладно, и поэтому на него была накинута телогрейка. Услышав звон колокольчика, он посмотрел на посетителя и опять углубился в свою работу. Ульяна несмело подошла к мастеру и спросила: